«Ненавижу!»
Потомства Мстислав оставить не успел, его мать погибла вместе со всеми остальными жителями твердыни, бука не пощадил никого, убил даже собак. Святогор ненавидел буку, но тот только мстил, его можно было даже понять. Богатырь ненавидел не столько непосредственного исполнителя, сколько того, кто его послал: проклятого Даниила, прогнивший Киев… И да, он ненавидел
«Ненавижу!»
Прав был Вольга, тысячу раз прав: нельзя было оставлять в живых подобное чудовище. Баюны – всего лишь питомцы чудовищ, падальщики, питавшиеся со стола бук. Баюна можно контролировать, буку – нельзя. И все же он в глубине души верил, что у Мстислава получится. Верил – и ошибся.
«Ненавижу!»
Не менее сильно он ненавидел и всех остальных – тех, кто мог жить, тогда как самый достойный человек умер.
«Ненавижу, убью их всех! Тех, кто не встал под знамена законного царя, вынудив того искать помощи у чудовища. Это они во всем виноваты!»
Святогор сидел в темном углу опустевшей крепости, где-то на втором этаже метался в бреду горец. Надо бы ему перевязать раны, но в таком состоянии богатырь не хотел никого видеть. Ничего, мужик здоровый, выживет, тем более что его повязки менялись не так давно, а раны были хорошо промыты. Он выживет, а Мстислав – уже нет.
Мощный удар кулака в стену потряс всю твердыню так, что стены задрожали, но не разрушились. Уж если и есть крепость, построенная на совесть, так это твердыня Святогора на Святой горе. Кроме самого крепкого камня здесь еще особый раствор, а также кое-что волшебное. В свое время даже Марья Искусница помогала укреплять его жилище, когда они еще крепко дружили. Золотое было время… они тогда были относительно молоды, полны сил и энергии. Всегда веселый Вольга, красавица Марья и он, Святогор, еще не седой и с небольшой окладистой бородой. Иногда даже Микула заглядывал, но тот держался отдельно, был сам по себе. А теперь вон как жизнь повернулась: Микула не дал одержать победу на турнире. Ненавидеть богатыря-пахаря у Святогора не получалось, они так давно друг друга на дух не переносили, что уже привыкли. Это не ненависть, это другое. Марья с Вольгой теперь тоже ведут какую-то свою игру, которую богатырь не понимал. Больше той искренности, что была тогда, когда строили твердыню, уже не будет.
«Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Убили царя! Не прощу!»
По подбородку пробежала струйка крови: каким-то образом он умудрился прокусить губу или щеку. Ничего, скоро заживет. Святогор провел языком по губам и вдруг ощутил себя как-то необычно. Он провел еще раз кончиком языка по зубам: зубы стали заметно острее, чем было всегда. Богатырь вытянул вперед руку и уставился на удлинившиеся ногти, ставшие похожими на острые когти.