Байяз и Конейл ели в ледяном молчании, глядя друг на друга через весь стол так, словно специально задумали всех смутить. Ки только ковырял пищу, поблескивая глазами на двух старших магов. Длинноногий радостно накидывался на каждое новое блюдо, с улыбкой глядя на сотрапезников, словно они разделяли его восторг. Логен хмуро зажал вилку в кулаке и неуклюже тыкал в тарелку, как в назойливого шанка, причем свободные рукава его камзола то и дело попадали в еду. Джезаль нисколько не сомневался, что Ферро управилась бы с приборами с большой ловкостью, если б захотела, но она предпочитала есть руками, злобно глядя на любого, кто встречался с ней взглядом, словно предлагала сделать ей замечание. Она была в той же дорожной одежде, что и всю последнюю неделю, и Джезаль заподозрил, что на замену ей предложили платье. От этой мысли он чуть не поперхнулся.
Ни еда, ни компания, ни обстановка не были Джезалю по душе, но их запасы еды кончились несколько дней назад. За все это время их рацион составляли несколько бледных корешков, выкопанных на склоне горы Логеном, шесть крохотных яиц, которые Ферро стащила из высокого гнезда, и неописуемо горькие ягоды, которые сорвал с дерева Длинноногий, явно наугад. Джезаль охотно съел бы и тарелку. Он хмуро ковырял жилистое мясо, подозревая, что тарелка и в самом деле может оказаться вкусней.
— Корабль еще на плаву? — прогремел Байяз. Все подняли головы. Это были первые произнесенные за долгое время слова.
Темные глаза Конейл холодно рассматривали мага.
— Ты говоришь про тот корабль, на котором Иувин и его братья плавали на Шабульян?
— А про какой еще?
— Тогда нет. Он не на плаву. Он сгнил полностью в старом доке. Но не пугайся. Был построен другой корабль, а когда и он сгнил — следующий. Последний качается на волнах, пришвартованный, весь облепленный водорослями и ракушками, зато на нем всегда готовый экипаж и вдоволь провизии. Я не забыла своего обещания учителю. Свои обязательства я всегда выполняла.
Байяз нахмурил брови.
— Это, видимо, означает, что я не выполнял?
— Этого я не говорила. Если тебе послышался упрек, тебя колет собственная вина, а не мои обвинения. Я не принимаю ничью сторону, тебе это известно. И никогда не принимала.
— Ты говоришь так, словно бездействие — величайшее достоинство, — пробормотал первый из магов.
— Иногда так и есть, если действовать — значит принимать участие в ваших сварах. Ты забыл, Байяз, что я уже видела подобное прежде, и не раз, и все это мне кажется утомительным. История повторяется. Брат идет на брата. Как Иувен сражался с Гластродом, как Канедиас сражался с Иувеном, так и Байяз сражается с Кхалюлем. Люди мельчают в большом мире, но ненависти не становится меньше, а милосердия — больше. Закончится ли это постыдное соперничество точно так же, как и остальные? Или будет хуже?