— Да, — прошептал он, и кровь заструилась у него изо рта на траву.

Лед постепенно распространялся по его телу, до самых кончиков пальцев, так что Логен уже ничего не чувствовал. Это было хорошо. Давно пора.

— Да, — сказал он.

Давай поднимайся, на одно колено. Окровавленные губы искривились, оскалив зубы, окровавленная правая рука змеей скользнула по траве, нашаривая меч Делателя. Пальцы сжались на рукоятке.

— Да! — прохрипел он.

Логен рассмеялся, и Девять Смертей рассмеялся вместе с ним.

Вест думал, что Девятипалый больше не встанет, но он поднялся. И он смеялся. Вначале это звучало почти как плач — захлебывающийся смешок, жуткий и странный. Но постепенно смех становился громче, резче, холоднее. Словно Девятипалого развеселила шутка, которой никто не понял. Смертельная шутка. Его голова склонилась набок, словно у висельника, а мертвенно-бледное лицо как будто втягивалось в глубокую расщелину смеющегося рта.

Пятна крови виднелись на его зубах. Кровь стекала из порезов на лице, сочилась из разорванных губ. Смех звучал все громче, надрывая Весту слух, зазубренный и острый, как пила. В нем слышалось больше муки, чем в пронзительном вопле, и больше ярости, чем в боевом кличе. Ужасающий, тошнотворно надрывный смех. Ликование бойни. Веселье посреди кровопролития.

Девятипалый двинулся вперед, покачиваясь как пьяный. Он был полон бешеной, дикой ярости, меч дрожал в его окровавленной руке. Безжизненные глаза поблескивали, влажные и неподвижные, зрачки расширились, как две черные дыры. Вест невольно попятился, во рту у него пересохло. Вся толпа попятилась. Они уже не знали, кто страшнее — Фенрис Наводящий Ужас или Девять Смертей.

Мир полыхал.

Его кожа горела огнем. Его дыхание вырывалось, как горячий пар. Меч стал куском расплавленного металла, который он сжимал в руке.

В солнечном свете его слезящиеся глаза различали раскаленные добела образы, безличные серые очертания человеческих фигур, щиты, стены и гиганта, сотворенного из голубоватых заклятий и черного железа. Страх еще накатывал тошнотворными волнами, но Девять Смертей улыбался все шире. Страх и боль служили топливом для этого огня, чьи сполохи вздымались выше и выше.

Мир полыхал, и в самом его центре Девять Смертей горел ярче всего прочего. Он протянул руку и тремя согнутыми пальцами поманил противника.

— Я жду, — сказал он.

Огромные кулаки нависли над лицом Девятипалого, огромные руки попытались его схватить. Но гиганту не удалось поймать ничего, кроме смеха. Легче драться с трепещущим пламенем. Легче поймать клубящийся дым.