Белое лицо Инея стало рябым от капель крови. Он положил правую руку Секутора на стол, туда, где недавно лежала левая. На этот раз пленник даже не сопротивлялся.

«Постепенно ты теряешь волю. Я помню».

— Пожалуйста… — прошептал Секутор.

«Было бы так мило прекратить это. Скорее всего, гурки сожгут город и всех нас убьют. Кому тогда будет дело, кто и что выболтал? А если каким-то чудом гурков постигнет неудача, со мной покончит Сульт или Валинт и Балк кровью погасят мои долги. Если я буду плавать в канале лицом вниз, кому понадобятся ответы на вопросы? Зачем же я это делаю? Для чего?»

Струйка крови дотянулась до края стола и потекла на пол: кап, кап, кап. И больше ни звука, ни слова. Глокта почувствовал, что у него неожиданно резко задергалась мышца на лице. Он снова взялся за нож.

— Взгляни на это. — Он указал на ошметки кровавого мяса, разбросанные по столу. — Посмотри, что ты уже потерял. А все потому, что не сказал мне того, о чем я спрашиваю. Тебе не нужны твои собственные пальцы? От них тебе нет никакой пользы? И мне от них нет никакой пользы. Они не нужны никому, разве что голодной собаке.

Глокта обнажил зияющий провал между передними зубами и воткнул острие ножа в дерево между растопыренными пальцами Секутора.

— Еще раз. — Он произносил слова с ледяной четкостью. — Что ты сказал его преосвященству?

— Я не говорил ему ничего! — Слезы катились по впалым щекам Секутора, грудь содрогалась от стенаний. — Я не говорил ему ничего! Только Валинт и Балк, и у меня не было выбора! Я никогда не говорил с Сультом за всю свою проклятую жизнь! Ни слова! Никогда!

Глокта долго смотрел в глаза практика, в глаза своего пленника, стараясь разглядеть правду. Молчание прерывалось лишь мучительно тяжелым дыханием Секутора. Затем Глокта поджал губу и со стуком отбросил нож на стол.

«Зачем мне дальше терзать тебя, если ты уже признался?»

Он глубоко вздохнул, протянул руку и осторожно вытер слезы с бледного лица Секутора.

— Хорошо. Я верю тебе.

«Но что дальше? Теперь у нас еще больше вопросов, чем раньше, и негде искать ответы».

Он согнулся, сморщившись от боли, которая пронзила искривленный позвоночник и искалеченную ногу до беспалой ступни.

«Но должен же Сульт где-то получать информацию. Кто еще пережил события в Дагоске, кто еще в курсе происходившего? Эйдер? Она не осмелится показать, что жива. Витари? Если бы она хотела проговориться, она бы сделала это давно. Коска? Его преосвященство никогда не свяжется со столь непредсказуемым типом. Я сам использую его только потому, что нет другого выхода. Тогда кто же?»