– Только одного. – Плевок ее угодил прямехонько ему в глаз, и Виктус вздрогнул от неожиданности. – Это тебе от Бенны, вероломный говнюк.
Он утерся и забегал взглядом между ней и Трясучкой.
– Я ничего такого не сделал, чего вы сами не делали. Брат ваш – уж точно. Коску вспомните… а ведь вы ему обязаны были большим, чем я вам…
– Потому-то ты сейчас и утираешься, а не придерживаешь выпавшие кишки.
– А вы не думаете, что сами на себя это навлекли? Большие амбиции – большой риск, знаете ли. Я всего лишь плыл по течению…
Трясучка вдруг резко шагнул вперед.
– Вот и плыви себе дальше, пока горло не перерезали.
В руке у него Монца увидела нож. Тот самый, что дала ему при первой встрече.
– Тихо, тихо, верзила. – Виктус, сверкнув кольцами, вскинул руки. – Уже иду, не волнуйся. – Демонстративно развернулся, шагнул в траншею. – Не мешало бы вам обоим поучиться держать себя в руках. – Погрозил пальцем через плечо. – Не дело злобствовать из-за каждой мелочи. Обычно это кончается кровью, уж поверьте!
Монца верила. Кровью кончалось все, за что бы она ни взялась.
Она вдруг поняла, что осталась с Трясучкой наедине. Чего избегала вот уже несколько недель, как заразы. Хотя и следовало поговорить с ним, сделать шаг к улаживанию отношений. Пусть не все было гладко между ними, он в любом случае оставался ее человеком, а не Рогонта. Оставался тем, кто не раз еще мог спасти ей жизнь в будущем. Да и чудовищем он не был, как бы ни выглядел…
– Трясучка. – Он повернулся к ней, по-прежнему сжимая нож в руке. Огненно сверкнули сталь клинка и глаза, отразив свет факела. – Послушай…
– Нет, это ты послушай.
Оскалив зубы, он шагнул ближе.
– Монца! Ты пришла! – Из траншеи выскочил Коска и широко раскинул руки. – Да еще и с моим любимым северянином! – Не обращая внимания на нож, схватил Трясучку за свободную руку, потряс ее, потом сгреб Монцу за плечи и расцеловал в обе щеки. – Я еще не поздравил тебя с твоей прекрасной речью. Родилась на ферме. Великолепная деталь. Скромность. И слова о мире. Из твоих уст?.. Это все равно, как если бы фермер выразил надежду на неурожай. Даже я, старый циник, был тронут.
– Пошел ты!
Впрочем, в глубине души ей стало приятно.
Коска поднял брови.
– Вот так, стараешься, говоришь чистую правду…
– Некоторым правда не нравится, – сказал Трясучка хриплым сорванным голосом, пряча нож. – Не знаете до сих пор?