Танни поскреб шею и надвинул шляпу на глаза.
– Каким-нибудь чудом.
Решающий аргумент
Решающий аргумент
Самым неожиданным в этом столпотворении был шум. Финри и не представляла, что он может быть таким громким; громче она в жизни не слышала. Несколько десятков человек ревели и визжали во всю мощь, срывая голоса; крушилось дерево, бахали башмаки, звенел и лязгал металл. Все это усиливалось замкнутым пространством; отлетающими от стен колкими отзвуками боли, ярости, насилия. Если у преисподней есть звучание, то оно должно быть именно таким. Приказов никто не слышал, да это и неважно. Они теперь все равно бессмысленны.
Вот с треском распахнулись ставни еще на одном окне, рухнул служивший преградой сервант с золотой инкрустацией, придавив некстати попавшего под него лейтенанта. Из серванта брызнули по всему полу осколки парадного сервиза. В открывшийся квадрат, пронзительно-яркий, хлынули рваные черные силуэты, обретающие по мере проникновения в гостиницу жуткие детали: оскаленные рожи, перепачканные краской и грязью, искаженные яростью. Спутанные космы украшены костями, в ушах и носах серьги, грубо высеченные из дерева или отлитые из металла. Дикари потрясали зазубренными топорами и дубинами в железных шипах, вскрикивали и клекотали, рыскали выпученными в боевом безумии глазами.
Ализ снова взвизгнула. Финри же чувствовала холодную ясность. Даже странно. Наверное, бравада новичка. Или же до нее действительно начинало доходить, насколько бедственно их положение. И с каждой секундой все безнадежней. Взгляд Финри метался то в одну, то в другую сторону, вбирая в себя все, что только можно, как будто моргнуть – значило что-то упустить.
Посередине зала старый сержант схватился с седым дикарем. Оба удерживали друг друга за запястья, торчащее к потолку оружие у них в руках чутко подрагивало. Попеременно то сержант, то дикарь подволакивали друг друга на шаг-другой в ту или иную сторону, как в каком-нибудь пьяном танце, где партнеры не могут договориться, кто из них ведет. Рядом скрипач колошматил кого-то остатками инструмента – струны да щепки. Во дворике тяжело содрогались под ударами ворота. Вставленные вместо засовов балясины не выдерживали, и караульные в отчаянии совали вместо них алебарды.
Честно признаться, Финри жалела, что рядом нет Бремера дан Горста. По идее желать надо родного мужа, Гара, но, судя по всему, чести, достоинству и долгу здесь делать нечего. Грубая сила и осатанелость – это единственное, что сейчас нужно.
Вон пухлый капитан с царапиной на лице – по слухам, внебрачный сын кого-то важного – всадил меч в верзилу с ожерельем из костей, и оба сделались скользкими от крови. А вот обаятельный майор, смущавший ее в девичестве сальными шуточками, получил по затылку дубиной и засеменил вбок на потешно согнутых ногах, шаря рукой по пустым ножнам. Но ушел он недалеко и пал в луже крови от меча – обратный размах кого-то из офицеров, поняла Финри.