– Вон там! – крикнула Финри.

И он поспешил за ней, вытащил из-под рухнувшей крыши два трупа. Нет, не офицеры. Финри, закусив губу, покачала головой, положила руку Горсту на плечо. Он едва сдержал улыбку. Догадывается ли она, как трепещет он от этого прикосновения? Он желанен, он нужен. Не кому-нибудь – ей.

Финри пробиралась среди развалин, кашляла, терла глаза, разгребала хлам, переворачивала тела, а он следовал за ней. Искал с не меньшим рвением, чем она. Даже с бо́льшим. Правда, по иной причине. «Сейчас сворочу эту балку, а там он: изувеченный неприглядный труп, совсем не такой красавчик, как был, и она это увидит. О нет! О да. Жестокая, коварная, прекрасная участь. И в отчаянии она обернется ко мне, и заплачет у меня на груди, быть может, поколотит кулаками по мундиру, а я буду ее держать и шептать какие-нибудь вялые утешения, и буду для нее спасительной скалой, и мы будем вместе – как должны были, а может, и стали бы, если б мне достало храбрости ее об этом попросить».

Горст осклабился, переворачивая очередное тело. Еще один мертвый офицер; рука изломана так, что закидывается за спину как у тряпичной куклы. «Взят так скоро, до срока, непрожитая молодая жизнь, пятое-десятое… Да где же Брок? Брок, покажись».

Несколько каменных обломков и заполненный бурлящей речной водой громадный кратер – вот и все, что осталось от моста Осрунга. Вместо ближних построек – кучи мусора, хотя одна, из камня, почти что уцелела, не считая сорванной крыши и полыхающих голых стропил. Горст побрел туда, а Финри из-под руки высматривала мужа среди павших. Дверной проем с тяжелой притолокой, сама дверь массивная, хотя и сорвана с петель. А из-под нее выглядывает сапог. Горст нагнулся и поднял дверь, словно крышку гроба.

Вот он, Брок. С виду вроде не очень и поврежден. Лицо залито кровью, но все же лицо, а не месиво, вопреки ожиданиям. Одна нога согнута под неестественным углом, а так руки-ноги на месте.

Горст склонился, подставил к его рту ладонь. Дыхание есть. Значит, жив. Разочарование нахлынуло такое, что подкосились ноги. А следом – отрезвляющая ярость. Обманут. Горст, писклявый шут при короле, с какой стати давать ему то, чего он жаждет? Ишь какой! Мало ли чего он хочет? А он этого заслужил? Вывесите-ка это ему перед харей, поболтайте и посмейтесь! Обманут. Как в Сипано. Как нынче на Героях. Как всегда.

Горст изогнул бровь и протяжно вздохнул. Сместил руку – ниже, ниже, к шее Брока. Скользнул большим и указательным пальцами под кадык, начал аккуратно сжимать. Какая, в сущности, разница? Заполнил сотню ямин мертвыми северянами – молодчина, есть повод торжествовать! А убить одного человека в таком же мундире, что и у тебя? Преступление. Убийство. Да не простое, а самое что ни на есть гнусное. А если разобраться, разве все мы не люди? Бренная плоть да кровь с мечтами вперемешку?