Но Иннон всего лишь говорит ей на ухо:

– Ради Бастера и Кору.

Это бессмыслица какая-то. Бастера и Кору здесь нет. Затем до нее доходит. Безопасность всех на Миове зависит от того, что жители материка считают их досадной неприятностью, а не серьезной угрозой. Это доходит до нее и заставляет ее тоже похолодеть. Воспринимать это холодно.

Потому она говорит:

– Отведи нас подальше.

Иннон тут же поворачивается и приказывает «Клалсу» поднять паруса. Как только они отходят на безопасное расстояние, Сиенит делает глубокий вдох.

За семью. Странно думать о них так, но они и есть ее семья. Еще страннее делать что-то по настоящей причине, а не потому, что ей просто приказали. Значит ли это, что она больше не инструмент? И чем она теперь становится?

Все равно.

По ее воле каменное острие выходит из обшивки корабля, оставив десятифутовую дыру близ кормы. Судно тут же начинает тонуть, задирая нос по мере того, как набирает воду. Затем, набрав еще силы с поверхности океана и подняв достаточно тумана, чтобы закрыть видимость на много миль, Сиенит смещает каменный зуб, целясь в киль торгового судна. Быстро ударить вверх и быстро убрать. Словно пырнуть кого-то ножом. Обшивка корабля лопается, как яичная скорлупа, и через мгновение разламывается пополам. Все кончено.

Туман полностью затягивает два тонущих корабля, и «Клалсу» уходит. Вопли тонущих долго преследуют Сиен в текучей белизне.

* * *

На эту ночь Иннон делает исключение. Позже, сидя в постели своего капитана, Сиенит говорит:

– Я хочу увидеть Аллию.

Иннон вздыхает.

– Нет. Не хочешь.

Но тем не менее он отдает приказ, поскольку любит ее. Корабль ложится на новый курс.

* * *

Согласно легенде, Отец-Земля не всегда ненавидел жизнь. На самом деле лористы рассказывают, что некогда он делал все, чтобы облегчить странный расцвет жизни на его поверхности. Он даже создал предсказуемые времена года, делал изменение ветров, волн и температур достаточно медленными, чтобы все живое могло приспособиться и развиваться, создал воды, которые сами очищались, небеса, которые всегда прояснялись после штормов. Он не создавал жизни – она возникла случайно, – но она была ему приятна, он был ею очарован и с гордостью пестовал эту странную дикую красоту, возникшую на его поверхности.

Затем люди стали делать страшные вещи с Отцом-Землей. Они так отравили воду, что даже он не смог ее очистить, и перебили много другой жизни, что процветала на его поверхности. Они просверлили корку его кожи, сквозь кровь его мантии пробились к сладкой мякоти его костного мозга. И в момент расцвета гордыни и могущества человечества именно орогены сделали нечто, чего не смог простить даже Отец-Земля – они погубили его единственное дитя.