Вот только куда проще сказать, чем сделать, потому как ненависть бывших соплеменников друг к другу превышала все разумные пределы, и два войска сцепились буквально насмерть. Всадники обменивались ударами, топтали павших конями, изо всех своих сил пытались достать врагов копьями. Лошади ржали, люди ругались, бились молча, кричали от боли. Дмитрий уже ничего не контролировал: все, что ему оставалось, – лишь драться, а это он умел очень хорошо. Смертоносное копье из звездного металла, подарок Шамаханской царицы, пробило очередного врага. Это был уже и не изменник-берендий, а просто какой-то степняк из тех, что пришли на помощь прорвавшимся соратникам.

Дмитрий вспомнил все те истории, которые рассказывали о том, что творили псоглавцы в захваченном Шамаханском царстве, и его тоже переполнила ненависть. Богатырь бил копьем направо и налево, он уже не думал о том, что может убить кого-то из родственников или тех, кого знал в прошлом. Он ненавидел эти оскаленные собачьи морды так, словно это были и не люди вовсе, а чудища с песьими головами. Чудища, способные только убивать и не могущие ничего создавать. Все что у них было при себе – вышколенные кони, ладные кольчуги, острые мечи – все это досталось им от его народа, когда они все были берендеями. Даже сейчас, за его спиной, в Устюге, в кузницах куют мечи и сельский инструмент, в мастерских ремесленников создаются очередные творения. А что есть у них, у изменников? Кочевой образ жизни? Делай налет, грабь, убивай и насилуй, ибо только так достойно жить степняку? Дмитрий в очередной раз понял, какой важный выбор сделали его предки, перейдя на сторону Руси и обеспечив племени совсем другое будущее, где есть место не только воинам, но и мастерам, хлебопашцам, кузнецам и знахарям. Нет, не дождетесь, твари, берендеев вам не сломить!

Царь ринулся в атаку с новой силой, и его соратники усилили нажим, вот только даже это не помогло. Врагов прибывало слишком много, в прорыв вливались толпы кочевников, а тающему воинству берендеев не по силам остановить их. «Проклятье… Илья, где же ты?! Еще немного – и нас тут всех перебьют!..»

Муромец угрюмо смотрел на поле боле, где все, сказать прямо, шло совсем не так, как ему хотелось бы. Враги хорошо организованны и отважны, а еще их просто больше. Галичане, то есть теперь волчья стая, держались хорошо, но это было и понятно, остальные пятились, однако строй не разрывали. Только новгородский полк побежал, не зря Святогор не слишком жаловал это соединение. Пока богатырь-воевода думал, чем закрыть прорыв, берендеи сами без команды организовали контрудар. С одной стороны, это правильное решение, с другой – для всех будет лучше, если даже союзники станут подчиняться приказам. Вот только враг тоже понял правильно значение разорванного строя. Предводитель степняков бросил на помощь прорвавшимся всадникам немалое подкрепление, и берендеям пришлось тяжко. А резерв у Ильи оставался только один, катафрахты Царьграда. Сам он их в бою не видел, не довелось, но Святогор почитал этих закованных в кольчугу всадников и их коней грозной силой, а старый учитель редко ошибался в подобных вещах.