Светлый фон

Гроза подходит все ближе, и наконец по мостовой за окном ударяют первые капли дождя. Харпер смотрит мне в глаза, и я отворачиваюсь от его взгляда, даже не представляя, как сейчас выглядит мое лицо. Я одета в черную военную форму, но без маски все равно чувствую себя голой и незащищенной.

Я вспоминаю слова Коменданта перед тем, как она бежала из Антиума. «Интересно, насколько это будет больно», помнится, сказала она. Она все знала. И поэтому оставила меня в живых. Очевидно, так ей приказал Князь Тьмы.

Интересно, насколько это будет больно

Харпер поднимает руку и касается моего лица. Он осторожно гладит меня по одной щеке, потом по другой.

– Ты еще не видела себя в зеркало, – говорит он.

– Потому что я этого не хотела.

– У тебя остались шрамы, – сообщает он. – Всего два. Как тонкие порезы.

– Как я сейчас… – начинаю я, но голос срывается на шепот. Я прочищаю горло. – Насколько это скверно выглядит?

– Это выглядит прекрасно. – Его зеленые глаза глубоки, как море. – Твое лицо не может выглядеть иначе, Кровавый Сорокопут. Неважно, есть ли на нем маска.

Щеки мои разгораются еще сильнее, и теперь никакая маска не может этого скрыть. Я не знаю, куда девать руки. И волосы мои наверняка перепутаны и грязны. Я вся грязна и ужасна. Неважно. Это же просто Харпер.

Неважно. Это же просто Харпер.

Но с некоторых пор он не просто Харпер, не так ли?

Он был верен Коменданту. Он мучил тебя по приказу Маркуса.

Он был верен Коменданту. Он мучил тебя по приказу Маркуса.

Но на самом деле он никогда не был по-настоящему верен Керис. Что же до того допроса – как я могу его в чем-то винить после того, что я приказала Дексу сделать с Мамой Рилой и со всем племенем Саиф?

Он – брат Элиаса.

Он – брат Элиаса.

Мои мысли в полном смятении. Я не могу привести их в порядок. Авитас тянется и берет меня за обе руки, гладит их, заботливо оглядывает.

Потом он проводит кончиком пальца по моему лбу – от одной веснушки к другой. Касание его обжигает, как факел, но при этом оно легче перышка. Каждое нервное окончание в моем теле отзывается на него. Я рвано дышу, меня сводит с ума запах его тела, вид открытого треугольника кожи в вырезе рубашки. Он наклоняется ближе. Изгиб его нижней губы кажется невероятно мягким – это единственная мягкая линия на его точеном жестком лице. Я думаю о том, каковы на вкус его губы – могут ли они, как мне кажется, иметь привкус меда, корицы и ясной холодной ночи?

Когда я встречаюсь с ним взглядом, он полностью открыт передо мной. Наконец он перестает скрывать свои чувства и больше не прячет их. Сила его желания головокружительна, и я не протестую, когда он осторожно притягивает меня к себе. Авитас замирает, когда его губы приближаются к моим. Он осторожен, как всегда. В этот миг ожидания он совершенно обнажает передо мной свою душу. Только если ты тоже этого хочешь. Я в один миг преодолеваю расстояние между нами. Меня разрывают на части потребность в любви и страстное желание, сотрясающее все мое тело.