Итак, они поскакали по разбитой дороге, а город остался позади. Через некоторое время Карса оглянулся и оскалил зубы.

– Слушай. Так лучше, правда?

– Я слышу только ветер.

– Куда лучше, чем десять тысяч неутомимых машин.

Великан отвернулся, оставив Самар размышлять над его словами. Изобретения всегда отбрасывают моральные тени, это она знала хорошо, даже слишком хорошо. Но… неужели удобство может нести в себе такое тлетворное зло? Совершение тех или иных действий – повторяющихся, однообразных действий – порождало ритуал, а ритуал приносил смысл – больший, чем совершение самого действия. Из таких ритуалов рождалось самоопределение, а с ним – чувство собственного достоинства. Но даже так – ведь должна же быть какая-то ценность и в том, чтобы просто облегчить жизнь, верно?

Облегчить. Незаслуженно. И язык вознаграждения забывается так же легко, как и священное наречие древнего племени. Ценность уменьшается, превращается в случайность, о нижние боги, и я ещё осмеливалась говорить о свободе! Она пришпорила лошадь и поравнялась с Тоблакаем.

– И это всё? Карса Орлонг! Я спрашиваю тебя – и это всё?

– Мой народ, – сказал он, помолчав немного, – наполняет день, равно как и ночь.

– Чем? Плетёт корзины, ловит рыбу, точит мечи, пасёт коней, готовит, ест, шьёт, трахается…

– Рассказывает истории, смеётся над глупцами, что творят и говорят глупости, – да, всем этим. Ты у нас бывала?

– Нет.

Он слегка улыбнулся.

– Всегда есть что делать. И всегда, ведьма, есть способ схитрить. Но никто в истинной своей жизни не наивен.

– В истинной своей жизни?

– Чтобы пережить миг ликования, ведьма, не обязательно плясать.

– И, значит, без этих ритуалов…

– Молодые воины ищут войны.

– Как искал ты.

Двести шагов они проскакали в молчании, затем Карса сказал: