– У нас неприятности, – заявила она.

Скиллара поднялась и подошла к Геборику, толкнула его носком сапога.

– Проснись.

Дестриант Трича распахнул глаза, моргнул, затем понюхал воздух и одним текучим движением оказался на ногах.

Резчик смотрел на всё это с растущим ужасом. Вот дерьмо. Он принялся забрасывать костерок песком.

– Собирайте вещи, все.

Серожаб замер посреди очередного круга и уставился на спутников.

– Так поспешно? Не уверен. Обеспокоен, да. Но паниковать? Изменять план? Глупить? Не уверен.

– Зачем рисковать? – спросил Резчик. – Света ещё достаточно – посмотрим, может, найдём более защищённый лагерь.

– Уместный компромисс. Нервы уже не так натянуты. Беда миновала? Неведомо.

– Обычно… – хрипло проговорил Геборик и сплюнул, – обычно, убегая от одной опасности, выскакиваешь наперерез другой.

– Ну, спасибо, старик, обнадёжил.

Геборик одарил Резчика недоброй ухмылкой:

– Милости прошу.

Обрывистые скалы вокруг были испещрены пещерами, которые за бесчисленные века становились убежищами, гробницами для мёртвых, складами и галереями для наскальной живописи. Узкие уступы, служившие между ними переходами, были завалены мусором; тут и там на нависавших камнях темнели пятна сажи от костров, но все они казались Маппо старыми, а погребальную утварь он вообще определил как относящуюся к эпохе Первой империи.

Они приближались к вершине нагорья. Икарий карабкался к заметной выемке, оставленной в скале былыми дождями. Заходящее солнце слева краснело за пологом повисшей в воздухе пыли, которую подняла далёкая буря. Кровные слепни жужжали вокруг обоих путников, обезумев от ломкого, взвинченного дыхания бури.