– Нет, погодите…

Не Дестриант.

Кованый щит.

Приблизьтесь… взгляните на меня – все вы! Ближе! Узрите мои руки! Смотрите на них! Они тянутся к вам!

Они приближаются…

Баратол плыл в темноту. Он ничего не видел. И никого. Чаур, о боги, что я наделал? Кузнец грёб всё дальше вниз. Лучше бы ему тоже утонуть – он не сможет жить с этим, со смертью этого большого мальчишки на своей совести – он не сможет…

Стало не хватать воздуха, вода давила всё сильнее, кровь пульсировала в висках… Кузнец ничего не видел…

Внизу вспыхнул изумрудный свет, расходясь ослепительными волнами, а в центре сияющего цветка – О боги, подожди, подожди меня – уплывал вниз Чаур, запутавшись в развернувшихся слоях холстины, раскинув руки, закрыв глаза и… раскрыв рот.

Нет! Нет, нет!

Из пульсирующего сияния расходился жар, такой сильный – Баратол рвался всё глубже, его грудная клетка готова была разорваться от напряжения, а кузнец погружался всё ниже и ниже…

Часть кормы плавала отдельно от того, что теперь можно было назвать лишь грудой обломков. Резчик, под непрекращающимся дождём из раскалённых камней, помог Скилларе взобраться на раскачивающийся фрагмент корабля. Эти камушки были мельче, чем гравий, и несмотря на это, один из них проделал в палубе «Скорби» дыру размером с кулак. Камушки мельче гравия – размером с зёрнышко пшеницы, горели ярким зелёным светом, который тут же сменялся на тёмно-красный, как только они попадали в воду.

Скиллара закричала.

– В тебя попало? Боги, нет…