Ещё два морпеха прикрывали отступление со странными, непривычно большими арбалетами в руках. Но никто за ними не гнался – враги были заняты: умирали под ударами каменного меча в иссохших руках т'лан имасса. В неупокоенного воина впивались волны смертоносного колдовства, но он шагал вперёд и вперёд – и убивал, убивал.

Что происходит? Откуда тут взялись морпехи? Вот и ещё одна, тащит за собой пленного – но тот и не пытался сбежать, еле держался на ногах. Да они же пьяны, оба – ну, ладно, в такую ночь, наверное, можно это простить.

Ах, Ян'тарь…

Их окружили люди. Окровавленные солдаты. Изморцы. Все кричали – она это видела, – но рёв в ушах не стихал и заглушал всё остальное. Тавор подняла руку, уставилась на перчатку – мой меч. Где мой меч?

Ладно, не важно. Сейчас – спать. Спать.

Свищ привёл её в переулок, где лежало тело – человек сжался в комок, содрогаясь от судорог, а из глотки вырывались ужасные стоны. Подойдя ближе Лостара узнала его. Боль сжала её сердце, и она бросилась вперёд, мимо Свища, упала на колени.

Жемчуг был изранен так, будто его долго и тщательно пытали. И его терзала боль.

– О, любимый…

Позади послышался голос Свища:

– Им владеет яд, Лостара Йил. Ты должна лишить его жизни.

Что?

– Он думал, что ты умерла, – продолжил мальчик. – И сдался. Отрёкся от всего. Кроме мести. Против адъюнкта Тавор.

– Кто это сделал?