Я топтался у костра возле Сокольничьего павильона – птичника, где держали соколов, – и делал вид, что грею руки у огня. С наступлением холодов Ульрикс обеспечил меня теплой одеждой, но не додумался снабдить перчатками. Тем лучше. Теперь у меня был предлог постоять рядом со Свеном, который тоже «забыл» свои рукавицы в птичнике. Мы наблюдали, как сокольничий занимается с птицами. Напротив нас стоял Оррин, поглядывая, не приближается ли кто.

– У него уже восемь бочек в пещере ниже по реке, – шептал Свен, хотя караульные расхаживали довольно далеко от нас, в противоположном конце двора. – Он говорит, осталось добыть еще четыре.

– Как он их добывает?

– Лучше тебе не знать. Скажу только, что по венданским законам он остался бы без пальцев.

– Пусть не вздумает попасться на краже: чтобы как следует укрепить этот плот, ему потребуются все десять пальцев.

– Канат он добыл честно, спасибо принцессе и ее денежкам. Такой канат найти можно только на джехендре, а оттуда что-то стянуть в разы сложнее. Так что хвала богам, что Лия так ловко играет в карты.

Я вспомнил тот вечер и едва ли не кровавый пот, которым я обливался, наблюдая за ее игрой. Да, хвала богам и ее братьям, она ловкачка.

– Джеб завалил канат кизяками и сумел незаметно отвезти в тележке Тавишу. – Свен ближе поднес руки к огню и стал расспрашивать меня о жизни Санктума.

Я посвятил его во все, что сам узнал и услышал за прошедшие недели: как часто меняется караул на входах; сколько народу может находиться в коридорах и проходах в то или иное время; когда выше шансы на то, что Лии не сразу хватятся; кто из наместников менее враждебно настроен; кто из них особенно горазд выпить; кому из рахтанов и чивдаров ни в коем случае нельзя доверять; и куда я спрятал оружие – три меча, четыре кинжала и секиру.

– Ты изловчился стянуть оружие прямо у них из-под носа? Секира?

– Это потребовало терпения, только и всего.

– Ты? Терпение? – фыркнул Свен.

Я не мог его винить. Ведь это я бросился сюда очертя голову, не продумав план до конца… Я припомнил, день за днем, свою жизнь здесь. Сколько раз приходилось мне подавлять свои порывы и ждать, мучительно, тягостно ждать, страстно желая лишь одного – действовать. Но я сдерживал себя: краткий миг победы, эта мимолетная, хоть и упоительная радость, ничего не стоила по сравнению с надеждой на долгую жизнь рядом с Лией. Тем более что она подавала мне пример, выверяя и просчитывая каждое свое слово, каждый поступок в поисках наилучшего исхода для нас обоих. Если есть в преисподней мука, выдуманная специально для меня, так это мука ожидания.