Внутренность дома поразила нас. После заброшенности сада и запущенности дома снаружи я ожидал и внутри увидеть нечто подобное. Но все оказалось совсем не так. За входной дверью нашим взорам открылась просторная, почти вся покрытая белым мрамором прихожая. С потолка на цепи толщиной в руку свисала огромная — как минимум пять ярдов в диаметре — люстра, освещающая помещение мягким желтым светом, а пол был таким чистым, что наши фигуры отражались на нем, как искаженные тени. Прихожая была почти пустой: из мебели здесь находился лишь большой дорогой секретер, над которым висело громадное хрустальное зеркало в золотом обрамлении. На противоположной стороне прихожей начиналась выложенная дорогими коврами лестница, ведущая на галерею, вдоль которой виднелись многочисленные двери. Чувствовалось приятное тепло, хотя я не заметил, чтобы где-нибудь горел огонь.

— Ну как, мистер Филлипс? — спросил Болдуин. — Довольны?

Прошло несколько секунд, прежде чем я понял, что его слова обращены ко мне. Я вздрогнул, повернулся и смущенно посмотрел на него. На его губах появилась легкая насмешливая улыбка. Похоже, он правильно истолковал мой взгляд.

— Я… извините, — пролепетал я. — Я…

Болдуин слегка махнул рукой и закрыл за собой дверь.

— Не смущайтесь, мистер Филлипс, — сказал он равнодушно. — Я, знаете ли, уже привык к тому, что каждый, увидевший мой дом снаружи, войдя внутрь, выглядит весьма удивленным.

Его улыбка стала шире, но от этого не перестала быть отталкивающей.

— У меня нет ни средств, ни людей, чтобы поддерживать в порядке сад, — продолжал он, — но я всегда испытываю чувство удовлетворения, когда вижу лица вошедших в мой дом.

Мне с каждой секундой становилось все больше не по себе. В принципе, Болдуин всего лишь откровенничал с нами, но эта его откровенность казалась весьма невежливой.

— Похоже, я поставил вас в неловкое положение, — продолжал он, — поэтому давайте сменим тему. Кэрредайн, приготовьте что-нибудь перекусить для нас четверых. И, пожалуйста, побыстрее.

Слова были обращены к человеку, открывшему нам дверь. Это был сморщенный маленький человечишка, который все время стоял молча, с опущенной головой и лишь исподтишка краем глаза разглядывал меня и Говарда. Еще тогда, когда я его увидел в первый раз, в полумраке, он показался мне странным. Теперь же, при хорошей освещенности, его внешность просто вызывала страх.

В первый момент мне показалось, что он горбатый, однако я тут же понял, что это не так. Его левое плечо было ниже правого и сильно искривлено, а шея склонилась каким-то странным образом в сторону, как будто он не мог держать голову прямо. Его левая ладонь была вывернута наружу, пальцы представляли собой бесполезные окостенелые обрубки, а правая нога вместе со ступней выглядели так, как будто суставы сломались, а затем срослись под неправильным углом. Его лицо казалось просто кошмарным: оно было приплюснутым и перекошенным, словно восковая маска, которую кто-то придавил. Рот был слегка приоткрыт, в результате чего из него постоянно самопроизвольно текли слюни, его левый глаз, прикрытый веком, очевидно, был слеп. Полный калека.