— Во мне! Они во мне! Они во мне! Они во мне!
Через открытую дверь я увидел молодого человека, бьющегося в кожаных ремнях, которые привязывали его к кровати за запястья, талию, шею и щиколотки.
— Тригонометрия и графическая логика этого не делают, — сказал Элодин, глядя мне в глаза.
— Они во мне! Они во мне! Они во мне! — Вопль продолжался неостановимым песнопением, как бесконечный, бездумный лай собаки ночью. — Они во мне! Они во мне! Они…
Элодин закрыл дверь. Хотя я все еще слышал слабые крики сквозь дверь, тишина была оглушающей.
— Знаешь, почему это место называют Галчатником? — спросил Элодин.
Я покачал головой.
— Потому что сюда ты попадаешь, когда тебя поклюют галлюцинации.
Он улыбнулся безумной улыбкой и рассмеялся жутким смехом.
Элодин вел меня по длинным коридорам в другое крыло Череповки. Наконец мы завернули за угол, и я увидел кое-что новенькое: дверь, сделанную целиком из меди.
Элодин достал из кармана ключ и отпер ее.
— Мне нравится заглядывать сюда, когда я оказываюсь поблизости, — сказал он небрежно, открывая дверь. — Проверить почту. Полить цветочки и все такое.
Он снял один носок, завязал его узлом и воткнул в щель, чтобы дверь не закрылась.
— Это место приятно навещать, но, знаешь ли… — он подергал дверь, удостоверяясь, что она не захлопнется случайно, — только не снова-здорово.
Первым, что я заметил в комнате, была какая-то странность в воздухе. Сначала я подумал, что помещение звукоизолировано, как комната Альдера Уина, но, оглядевшись, увидел, что стены и потолок голые, из серого камня. Потом я подумал, что воздух, должно быть, застоялся, но при вдохе почувствовал запах лаванды и свежего льна. Ощущение было как от давления на уши, если бы я, например, находился глубоко под водой — только без всякой воды. Я помахал перед собой рукой, почти ожидая, что воздух будет другим на ощупь, более плотным, но нет.
— Раздражает?
Я обернулся и увидел, что Элодин за мной наблюдает.
— На самом деле я удивлен, что ты заметил. Не многие замечали.
Комната выглядела явным шагом вперед по сравнению с уиновской.