Кожа Голема под его пальцами была, как всегда, прохладной. Руки двигались сами по себе: он держал ее за запястья, как будто собирался немедленно отвести к Шальману. Снова рабство, понял Джинн. Оно никогда и не кончалось: Шальман управлял им так же, как когда-то ибн Малик.
— Ахмад, в чем дело, что случилось? — испуганно спросила она.
Какой же дурак этот Шальман, с горечью подумал Джинн; как мало он знает собственное творение. К чему угрожать, раз Голем никогда не согласится покинуть Анну, даже ради самой великой и доброй цели. Она отправится к Шальману по собственной воле, а он не позволит ей идти одной.
Оказалось, что он снова может двигать руками. Опустив их, Джинн отвернулся.
— Слишком поздно, — сказал он ровным голосом. — Мы проиграли.
Мороженица Салеха нашлась именно там, где он оставил ее: в углу его комнатки в подвале. Он поморщился, впервые толком разглядев свое жилище, и даже поддал ногой ветхое одеяло: страшно подумать, сколько в нем обитает паразитов. Мороженица была, пожалуй, единственной вещью, которую стоило забрать отсюда, хотя и в этом он не был уверен: деревянный корпус облез и треснул, а ручка едва держалась на одном болте. Очень может быть, что, если он попытается снова использовать ее, она просто развалится у него в руках.
Но она так долго и хорошо служила ему, что бросать ее было жалко, и он вытащил сбивалку на улицу. Теперь надо было отнести ее в комнату Джинна и там подумать о дальнейших планах, но тут на другой стороне улицы он заметил спешащих куда-то Джинна и Голема. Женщина почти бежала, и на лице у нее была написана отчаянная решимость. Джинн едва поспевал следом и, судя по всему, многое бы отдал, чтобы остановить ее. И тогда Салех понял: случилось что-то очень плохое.