Он осторожно обошёл сосну, проваливаясь почти по пояс. Приноровился, прицелился и, широко размахнувшись, запустил сверкающее солнцем лезвие. Обух звонко бухнул по мёрзлому стволу – рядом с белкой. Испуганно отпрянув, зверёк сорвался с ветки, вниз головой повис на ближайшем сучке, подпрыгнул и исчез за плотной зелёной занавеской хвои. С вершины длинными лентами потекло серебро шелестящей кухты, иголки посыпались, чёрные старые шишки… Воздух заискрился и лёгким облаком окутал Матёрого.

«Киксанул немного, – сплюнул он, поднимая топор, – а то булочка была бы неплохая!»

Он хорохорился перед собою, но, становясь на лыжи, не забывал озираться… Шел весь день и чувствовал: кто-то за ним следит; чей-то взгляд занозой в спину впился… Под вечер ему и вовсе неуютно сделалось, тревожно. Передёргивая плечами, Стахей то и дело брал ружьё наизготовку, снимал с предохранителя.

Вершины сугробов синели, провалы наливались темнотой.

Лихорадочно шаря глазами по берегу, Матёрый надеялся отыскать хоть маломальское укрытие. Жалел, что так беспечно, самонадеянно покинул зимовье. Надо было переждать денёк-другой, пока волчица в поисках добычи не уберётся подальше…

«Помогает она мне! Ага! – Стахей затравленно смотрел по сторонам. – Она поможет, погоди вот, стемнеет!»

Беглец развел костёр под кедром, присел. Спина была надежно защищена широким деревом. Кедровые лапы, нависающие над головой, отражали жар – тепло ходило колесом и долго не укатывалось. Он расслабился и задремал… Голова клонилась ниже, ниже… бух! – переносицей о ствол ружья. Спохватился, поднялся; глаза стылым снегом протёр.

Время – за полночь перевалило. Небо вызвездилось…

Яркий лунный свет залил округу с крутыми берегами на правой стороне, с пологим островком и остроконечными ёлками – на левой. Впереди – непроглядная темень, где что-то ворошилось и вздыхало, продолжая жить бессонной жизнью, протекающей по ночным таинственным законам.

* * *

Сквозь дрёму почудилось – детский голос прозвенел над ухом:

– Папочка, родненький! Поверни ружьё, а то застрелит!

Он опять ударился лбом о торец холодного ствола. Глаза распахнул и успел углядеть белый край промелькнувшего платья – скрылось в кустах.

Матёрый не поверил, но стало не по себе. Поднялся, потирая висок. «Снова чертовщина лезет в голову! Дочка снилась? Или кто?»

– Эй! Хватит прятаться! – крикнул он лишь затем, чтобы взбодриться звуком собственного голоса.

И вдруг…

Белая волчица вышла из кустов.

Села в нескольких шагах от костерка.

Стахей попятился. Щёлкнул взведенный курок. Волчица поняла опасность: зеленоватым светом фосфоресцирующий зрачок содрогнулся, и тело приготовилось к прыжку.