Снасти заскрипели. Облака разошлись перед луной, а затем снова собрались вокруг нее.
Инеж оставила Каза наедине с завывающим ветром. До рассвета еще много времени.
43. Нина
Боли начались после рассвета. Через час уже казалось, что ее кости пытаются вырваться из суставов. Нина лежала на том же столе, за которым исцеляла ножевые ранения Инеж. Ее чувства все еще были достаточно обострены, чтобы она могла учуять медный запах крови сулийки, перебивавший аромат чистящего средства, которым Ротти оттирал дерево. Кровь пахла Инеж.
Рядом сидел Матиас. Он пытался взять ее за руку, но боль была слишком сильной. Когда его и ее кожа соприкасались, Нине казалось, что плоть саднит. Все выглядело неправильным. Все чувствовалось неправильным. Ее мысли занимал только сладкий, жженый вкус парема. В горле свербело. Собственная кожа казалась врагом.
Когда начались судороги, Нина умоляла Матиаса уйти.
– Не хочу, чтобы ты видел меня такой, – сказала она, пытаясь перевернуться на бок.
Он смахнул влажные пряди с ее лба.
– Насколько все плохо?
– Плохо. – Но она знала, что будет еще хуже.
– Хочешь попробовать юрду? – Кювей предположил, что маленькие дозы обычной юрды могут помочь Нине пережить этот день.
Она покачала головой.
– Я хочу… хочу… святые, почему здесь так жарко?! – Затем, несмотря на боль, девушка попыталась сесть. – Не давай мне вторую дозу. Что бы я ни говорила, Матиас, сколько бы ни умоляла. Я не хочу быть, как Нестор, или как те гриши в камерах.
– Нина, Кювей сказал, что воздержание может убить тебя. Я не позволю тебе умереть.
Девушка откинулась на спину, и все ее тело взбунтовалось. Одежда стала, как битое стекло.