Все было позади.
Удалившись в угол, я притянул к себе Бьянку.
Она взволнованно хватала ртом воздух, но потом успокоилась и свернулась рядом со мной. Она протянула ладонь и принялась ее рассматривать, и мы увидели, что ее кожа, сохранив цвет человеческой плоти, стала значительно бледнее.
Это событие принесло мне удивительное успокоение. Только сейчас я могу признаться в том, что оно для меня значило. Ибо, солгав Бьянке, я принял на душу невыносимый груз вины, а теперь, подарив ей кровь Матери, почувствовал огромное облегчение, избавившись от тяжкой ноши.
Я питал надежду, что Мать позволит Бьянке повторить попытку. И я оказался прав. Она пила кровь Матери много раз. И с каждым вливанием становилась несравненно сильнее.
Но продолжу по порядку.
Путешествие от святилища к замку далось нам с трудом. Поскольку в прошлом мне приходилось полагаться на смертных, перевозивших божественную чету в тяжелых каменных гробах, я испытывал некоторую тревогу. Но не такое сильное, как прежде. Наверное, я был убежден, что Акаша и Энкил смогут защитить себя сами.
Не знаю, отчего в меня вселилась такая уверенность. Возможно, дело в том, что в минуту слабости и печали они открыли для меня дверь и зажгли лампы.
В любом случае, их перенесли в новый дом без осложнений, а там, под изумленным взглядом Бьянки, я извлек их из гробов и усадил на трон рука об руку.
Она испытывала смутный ужас перед медленными покорными движениями, инертной пластичностью.
Но поскольку она уже отведала крови Матери, Бьянка быстро присоединилась ко мне и принялась расправлять красивое платье Акаши и пояс Энкила. Она помогла пригладить заплетенные в косы волосы. И надеть браслеты на руки царицы.
Покончив с церемонией туалета, я собственноручно зажег свечи и лампы.
И мы оба опустились на колени перед царем и царицей, молясь о том, чтобы им понравилось на новом месте.
А потом мы отправились охотиться на лесных разбойников. Мы уже слышали их голоса. Сориентировавшись по запаху, мы быстро устроили в лесу буйное пиршество, а в довершение всего нашли хороший запас припрятанного золота.
Мы вернулись к жизни, объявила Бьянка. Она танцевала, описывая круги по главному залу замка. Она восторгалась обстановкой, заполнившей новые комнаты. Она восхищалась изысканным убранством постелей и многоцветными драпировками. Я тоже искренне радовался.
Но мы полностью соглашались с тем, что не станем вести светскую жизнь, какую я вел в Венеции. Это было бы слишком опасно. И, обзаведясь весьма скромной прислугой, мы стали жить совсем замкнуто, а в Дрездене ходили слухи, что дом принадлежит господам, которые все время в отъезде.