И постепенно принялся в доверительной манере беседовать с Акашей. Я начал поверять ей свои заботы менее формальным чем, прежде, языком, и рассказал, как неудачно закончились мои отношения с каждым, кого я любил.

– Но с тобой, моя царица, все будет хорошо, – часто повторял я.

А потом, когда наступил XVIII век, я приготовился к смелому шагу – к переезду на остров в Эгейском море, где я смогу безоговорочно править всем, где смертные с радостью согласятся служить мне. Я поселился в каменном доме, построенном смертными работниками.

Каждый, кто прочел историю жизни вампира Лестата, вспомнит то огромное, необычное жилище, столь живо описанное автором. С его великолепием не мог сравниться ни один из моих дворцов, а удаленность бросала вызов моей изобретательности.

Но я остался совершенно один – в полном одиночестве, как в период до Амадео и Бьянки, и не надеялся уже обрести бессмертного спутника. Возможно, истина заключалась в том, что мне и не хотелось общества.

Я несколько столетий не слышал о Маэле. Ни Авикус, ни Зенобия не давали о себе знать. Я ничего не знал о других Детях Тысячелетий.

Моей единственной отрадой стал огромный, грандиозный храм Матери и Отца, и я постоянно разговаривал с Акашей.

Но прежде чем перейти к описанию последнего и самого важного из моих европейских домов, необходимо упомянуть о заключительной трагической подробности в истории тех, кого я потерял.

Перевозя свои многочисленные сокровища во дворец на греческом острове, доверив ничего не подозревающим смертным распаковывать книги, скульптуры, гобелены, ковры и другие богатства, я случайно обнаружил последний фрагмент истории моей возлюбленной Пандоры.

На дне дорожного сундука один из рабочих нашел письмо, написанное на пергаменте, сложенное пополам и адресованное просто Мариусу.

Я стоял на террасе нового дома, обозревая море и окружающие нас небольшие острова, когда мне принесли то письмо.

Лист пергамента покрылся толстым слоем пыли. Открыв письмо, я прочел дату, начертанную выцветшими чернилами и свидетельствовавшую, что оно было написано в ту ночь, когда я расстался с Пандорой.

Как будто не прошло полувека с тех пор, что я впервые ощутил эту боль.

«Мой возлюбленный Мариус. Почти рассвело, и у меня остались считанные минуты, чтобы написать тебе. Как мы и говорили, через час наша карета умчится прочь, чтобы унести нас в Москву. Мариус, ничего на свете я не хочу так, как прийти к тебе, но не могу. Не могу искать приюта в доме, где находятся древнейшие. Но умоляю тебя, любимый, приезжай в Москву. Прошу, приходи и помоги мне избавиться от Аржуна. А потом можешь осуждать меня и обвинять. Мариус, ты мне нужен. Я стану призраком окрестностей царского дворца и великого собора. Я буду ждать. Мариус, я понимаю, что прошу о длительном путешествии, но пожалуйста, приходи. Что бы я ни говорила о любви к Аржуну, я раба его воли, но хочу вернуться к тебе. Пандора».