Что привело их всех сюда? И именно сейчас? Я терялся в догадках. Что я им скажу?
– Мы о многом хотим поговорить с тобой, – отозвался Грегори. – Мы не слышим Голос. Никто из нас. В мире тихо – во всяком случае, по словам Бенджи. Но, без сомнений, это лишь временное затишье. Нам надо составить план.
Несколько долгих мгновений я стоял молча, сцепив руки под подбородком. А потом воздел вверх правую руку, подняв палец.
– Вождь ли я вам? – Слова давались мне с трудом, даже самые простейшие фразы. – Примете ли вы мое решение касательно перемещения Голоса?
Сперва никто не ответил. Я никак не мог стряхнуть завладевшее мной оцепенение. Больше всего хотелось, чтобы все ушли и оставили меня в покое.
– Но разве Голос возможно переместить? – наконец негромко спросил Грегори. – Он заточен в теле Мекаре. Мекаре притихла. И Голос притих. Но он снова возьмется за старое. Снова начнет злоумышлять, строить планы.
– А Мекаре, она ведь живая, – добавила Сиврейн. – В каком-то самом примитивном, жестоком смысле она осознает, сколь трагично ее положение. Ей-ей, она знает.
Фарид, кажется, высказался в пользу переговоров с Голосом, но я почти не слышал его.
Сет поинтересовался, не объявлялся ли Голос у меня.
– Ты ведь общаешься с ним, верно? Но запечатал свой разум, отгородился от нас. Ты сражаешься с Голосом в одиночку.
– Разве возможно сейчас принять какие-либо иные решения? – спросила Сиврейн. – Тот, кто впустит Голос в себя, рискует, что тот доведет его до безумия. Да и как извлечь Амеля из Мекаре, сохранив ей жизнь? У нас нет иного выхода, кроме как вступить с ним в переговоры, оставив жить по-прежнему в ней.
Я выпрямился. Надо выглядеть бодрым и уверенным, даже если я слаб и разбит. Пусть все считают, будто я полностью контролирую происходящее. Пока же мне надо хорошенько все обдумать одному, все взвесить, исследовать все то, чем я пока не готов делиться с другими.
Грегори пытался прочесть мои мысли. Все пытались. Но я хорошо умел выставлять блоки. В темном и тесном святилище своего сердца я по-прежнему видел кроваво-красное, страдающее лицо. Видел и не переставал дивиться ему.
– Отбросьте страхи, – промолвил я, еле ворочая языком. Собственный голос казался мне чужим. Я пристально посмотрел на Грегори, потом на Сета, потом обвел взглядом всех остальных – даже Мариуса, схватившего меня за руку.
– Мне надо побыть одному. – Я отстранил Мариуса. На ум мне вдруг пришла латинская фраза: –
Жестом призвав их всех проявить терпение, я начал закрывать дверь.
Нежданные гости молча отодвинулись.