– А мне показалось, через двадцать.

– Ну-у-у, – протянул Хафборн, – в орехе-то время, наверное, медленнее тянется.

– Заткнись, дубина! – прошипела Мэллори.

Хафборн ухмыльнулся:

– Ну что, отчаливаем? Время не ждет.

Мы плыли на закат, и вокруг холодало. Сэм посреди палубы творила свою вечернюю молитву. Хэртстоун и Блитцен сидели на носу, молча любуясь ошеломляющим пейзажем фьорда. Мэллори спустилась вниз: проверить, как там Ти Джей, и приготовить что-нибудь на ужин.

А я стоял рядом с Хафборном у руля, слушая, как похлопывает на ветру парус и поскрипывают, не сбиваясь с ритма, волшебные весла.

– Все нормально, – сказал Хафборн.

– Да? – Я посмотрел на него.

На его лицо легли вечерние тени, и теперь оно казалось синеватым. Как будто боевая раскраска – Хафборн иногда такой пользовался.

– Ты хотел спросить, все ли нормально, – ответил он. – Ты же поэтому тут стоишь? Все нормально.

– Ага. Ну и хорошо.

– В смысле, это было, конечно, непривычно: снова пройтись по улицам Флома, вспомнить, как я жил тут с мамой – вдвоем в маленьком домишке. Здесь стало посимпатичнее. И я даже задумался: а останься я тут, женился бы, жил, как все люди.

– Ну да.

– Да нет, баллад о том, как я спас родной город, писать не надо. – А сам склонил голову, будто прислушиваясь к мелодии. – Но я рад был снова тут побывать. Я не жалею о том, что выбрал при жизни. Даже пусть мне пришлось оставить маму и никогда больше ее не видеть.

– Ага.

– И то, что Мэллори встретила мать… Я к этому как-то спокойно отношусь. Просто рад за нее, что наконец она все выяснила. Ничего, что ей для этого пришлось рвануть на тот поезд. Умчалась, как бешеная, слова нам не сказав, а ведь могла погибнуть, и я бы никогда не узнал, что с ней сталось. Ну, то есть и с тобой тоже, и с Сэм…

– Точно.

Хафборн в сердцах стукнул по рукояти штурвала: