Он объяснил, что это Кеназ и означает она факел, огонь жизни. Вместо того чтобы исчезнуть во вспышке, как большинство рун, эта продолжала гореть в воздухе над баком этакой огненной загогулиной, и лед на палубе и такелаже вокруг постепенно таял. Кеназ не дала нам мгновенно замерзнуть до смерти, но Блитц переживал, что Хэрт, поддерживая магию руны, сожжет все свои силы. Еще несколько месяцев назад он бы умер, потратив сразу столько энергии. С тех пор он стал сильнее. Но я, как и Блитцен, все равно волновался за него.

Я нашел в багаже бинокль и внимательно оглядел горизонт в поисках хотя бы намека на укрытие или бухту. Однако увидел только отвесные голые скалы.

Я и не замечал, что мои пальцы стали синеть, пока Блитцен не сказал. Тогда я направил в них немного силы Фрея, но от этого у меня закружилась голова. Призывать силу лета в этом мире было все равно, что пытаться припомнить в подробностях свой первый день в школе. То есть в теории я знал, что лето бывает, но оно казалось таким далеким, что воспоминания о нем упорно ускользали.

– А т-тебе к-как будто все нип-почем, Б-блитц, – заметил я.

Он отряхнул лед с бороды:

– Гномы неплохо переносят холод. Мы с тобой будем последними, кто замерзнет до смерти. Но это не особенно утешает.

Мэллори, Блитцен и я взяли весла и стали отталкивать лед от бортов, пока Хафборн и Ти Джей скалывали его топорами. Время от времени мы менялись и по двое, по трое спускались вниз, чтобы согреться, хотя там было ненамного теплее, чем на палубе. Можно было бы сэкономить время, просто спрыгнув за борт и отправившись дальше пешком по льду, но моржиха Алекс предупредила, что лед местами очень тонкий. Кроме того, на льду было бы негде спрятаться, а на корабле у нас, по крайней мере, был запас продуктов и вещей и укрытие от ветра.

Я уже почти не чувствовал рук. Меня так трясло от холода, что я не понимал – то ли снег пошел, то ли перед глазами все стало расплываться от дрожи. Только огненная руна и спасала нас от гибели, но ее свет и жар постепенно ослабевали. Хэртстоун сидел под руной, скрестив ноги и закрыв глаза, в глубокой сосредоточенности. Капли пота скатывались у него по лбу и замерзали, едва коснувшись палубы.

Спустя какое-то время даже Джек приуныл – перестал петь нам серенады и отпускать шуточки о работе ледоруба.

– И это еще курорт по меркам Нифльхейма, – ворчал он. – Вы здешних холодных краев не видели!

Не знаю точно, сколько времени так прошло. Казалось, это продолжалось всю нашу жизнь – мы кололи и отпихивали лед, дрожа от озноба и медленно угасая.