А потом Мэллори, стоявшая на носу корабля, вдруг крикнула:

– Эй! Глядите!

Прямо по курсу снежные вихри чуть поредели. Всего в нескольких ярдах впереди проступил скалистый полуостров. Он торчал из береговой линии утесов, словно изъеденное ржавчиной лезвие топора. У подножия скал виднелась узкая полоска черной гальки. А ближе к вершине… неужели это мерцающие огни?

Мы развернули корабль в том направлении, но далеко не продвинулись – льды спаялись вокруг корпуса намертво. Руна Кеназ над головой Хэртстоуна беспомощно затухала. Мы собрались на палубе, мрачные и молчаливые, кутаясь во всю одежду и одеяла, что нашлись на борту.

– Ид-дем пешком, – предложил Блитц. Даже он уже начал стучать зубами. – Разделимся на пары для тепла. Пойдем по льду к берегу. Может, найдем укрытие.

Это походило не столько на путь к спасению, сколько на способ умереть не там, где мы теперь, но мы угрюмо принялись за работу. Мы взвалили на плечи все, без чего точно не могли обойтись, – немного еды и воды, фляжку с медом Квасира, оружие. Потом спустились на лед, и я превратил «Большой банан» в носовой платок, поскольку нам не хотелось волочить корабль за собой, ну… волоком.

Джек вызвался лететь впереди и проверять лед на прочность. У меня были сомнения насчет того, что это сделает наш путь безопаснее, а не наоборот, но Джек отказывался превращаться обратно в кулон, поскольку тогда мне пришлось бы расплатиться за все приложенные им усилия и это убило бы меня. (Джек, он по-своему заботливый.)

Мы разделились на пары, и чья-то рука обняла меня за талию. Алекс Фьерро прижалась ко мне, укутав наши головы и плечи одним одеялом. Я удивленно уставился на нее. Она замотала лицо и голову розовым шерстяным шарфом, так что видны были только ее разноцветные глаза и несколько прядей зеленых волос.

– М-молчи, Магнус, – выговорила она. – Т-ты т-теплый и л-летний.

Джек вел нас через торосы. За ним шел Блитцен, из последних сил поддерживая Хэртстоуна. Руна Кеназ по-прежнему горела у эльфа над головой, но уже больше походила на свечу, чем на большой костер.

За ними брели Сэм и Мэллори, потом Хафборн и Ти Джей, а последними мы. Мы ковыляли по замерзшему морю к скальному выступу, но наша цель, казалось, с каждым шагом делалась все дальше. А что, если этот утес – просто мираж? А что, если расстояния здесь, на границе Нильфхейма и Йотунхейма, изменчивы? Однажды, в кегельбане Утгарда-Локи, мы с Алекс докатили шар аж до самых Белых гор в Нью-Гемпшире, так что все возможно.

Я уже не чувствовал собственное лицо. Ноги превратились в ведра с мягким мороженым. Я думал о том, как же обидно будет одолеть столько трудностей, богов и великанов, только ради того, чтобы замерзнуть насмерть в ледяной глуши.