– Пожми мне руку.

– Я…

– Или ты боишься пожать мне руку? – внес поправку Тюр.

– Я принимаю твой вызов! – отозвался Ти Джей и позволил втащить себя на пристань.

Один щеголял в кольчужном костюме-тройке цвета маренго – подозреваю, изготовленном на заказ лично Блитценом. Борода Всеотца была аккуратно подстрижена. Повязка на глазу отливала стальным блеском. Вороны, Мысль и Память, сидели у него на плечах, их черное оперение великолепно гармонировало с цветом пиджака.

– Хэртстоун, – сказал Один, – ты прекрасно овладел рунной магией. Не зря все-таки я научил тебя этим фокусам с визуализацией.

Хэртстоун вымученно улыбнулся.

Вперед из задних рядов протолкались еще два бога. Раньше я никогда не видел их вместе, и теперь мне сразу бросилось в глаза, как эти брат с сестрой не похожи – и не скажешь, что близнецы. Фрея, богиня любви и богатства, в золотом платье, излучала сияние и аромат роз.

– Ах, Блитцен, мой чудный малыш! – рыдала она, роняя слезы из красного золота. Тысяч сорок долларов по пристани наплакала.

Рядом с ней стоял Фрей, мой папа, – в потертых джинсах, клетчатой фланелевой рубашке, с растрепанной светлой шевелюрой и нечесаной бородой, словно только что из трехдневного похода.

– Магнус, – сказал он, будто мы расстались пять минут назад.

– Привет, пап.

Он нерешительно похлопал меня по руке:

– Ты молодец, сынок. Правда.

Джек, висевший в виде кулона у меня на груди, принялся гудеть и дергаться, пока я не снял его. Тогда он сразу превратился в меч, повис в воздухе, светясь багрянцем от возмущения, и, подражая низкому голосу Фрея, сказал:

– Привет, Джек! Как поживаешь, старый приятель?

Фрей передернулся:

– Привет, Сумарбрандер. Я не хотел быть невежливым.

– Ну да, конечно! А вот Магнус собирается заставить Браги написать в мою честь эпическую поэму!

Фрей посмотрел на меня, вскинув бровь: