Тени метались и мельтешили совсем рядом. Они колебали плоскость, как тонкую ткань. Звякали и качались тяжелые подсвечники, трепетало пламя, гасло и снова возрождалось, иногда отрываясь от фитиля и ненадолго повисая в пустоте. Исподье прорывалось в мир рыком, смрадом и копотью.

Милена ткнула пальцем в одну тень, вторую, третью. Плоскость хрустнула и натянулась. Морды кэччи проникли в мир, затем выявились шеи, торсы, мощные спины. Твари были отчетливы и телесны до нижних ребер. Они застряли в болоте межмирья и скалились не победно, а скорее затравленно — но кто, кроме Милены, понимал это?

— Не сопеть, — усмехнулась первая ученица сразу всем кэччи, обреченно растягивая последние мгновения. — Кажется, тут я решаю, морг или реанимация.

Кэччи замерли. Мужчина перестал выть и оскалился, обретя свободу смотреть не на Милену. Теперь он видел клыкастые хари, обонял смрад чуждости исподья и ощущал его тяготение, рвущее вниз каменно-тяжелую душу. Он попытался собраться и быстро заговорил, наверняка полагая, что заклинает тварей и уже почти подчинил их. Кэччи были иного мнения. Они-то знали: каждое слово прогибает плоскость и делает её, обильно фаршированную сочными людишками, доступнее. Ближе.

— Морг, — тихо молвила Милена.

Тело, удерживаемое за ворот плаща, дернулось всего лишь раз. Кэччи взревели хором, потянулись вперед, жадно улавливая отданное — и нырнули, отпущенные восвояси.

— Восток с изъяном, — еще тише, дрожащим голосом, выдохнула Милена. — теперь я знаю это лучше всех живущих. Теперь мне с этим... до конца. — Она выпрямилась, отпустила плащ и позволила телу обмякнуть на полу. Обвела взглядом настоящей королевы людишек, не смеющих дышать. — Все видели? Там будете в свой час. Там вас ждет счет на оплату так называемой великой власти. И вы оплатите! Там нет неоплаченных счетов и нет прав человека. Поняли? Впрочем, мне-то что... ваш мир, ваш закон, ваше беззаконие. — Милена глянула на надзирателя. — Ты ближний при хозяине. Я поняла теперь, что хозяин есть и он — здесь. Я поняла, что мне он — враг. Я поняла и то, что же я есть такое. Скажи: пусть уходит, если умеет, не надо продолжать начатое. Потому что я не уймусь. В плоскости не должно быть ни вас, ни нас. Я добьюсь исполнения этого правила.

Милена отвернулась и пошла к двери, позволяя башмакам создавать звук и наблюдая из-под ресниц, как успокаивается мир и понемногу разгибается в более здоровое состояние. В зале светлеет, проявляются запахи воска и пота. Тени нездешнего удаляются, блекнут. Вот и портьеры, дверь, вторые портьеры. Тать бледнее снега, глаза огромные. Рита в обмороке висит на руке подруги. Пришлось принять на плечо и нести через холл, во двор и далее до машины. Тать опиралась на биту, как на палку и отчетливо лязгала зубами. Добравшись, облокотилась на крышу машины и замотала головой, отказываясь сесть за руль.