Рассталась еще с двумя бумажками и удалилась ужинать. Как она и просила, столик приготовили в тихом месте, 'приватно'. Первое блюдо без промедления разместили перед голодной гостьей. Милена ела жадно, мысленно хвалила местного повара и надеялась, что никому, кроме соглядатаев, она сейчас не нужна. Надоели. Увы: все тот же парень-помощник не унялся, приволок доработанное устройство, гордо сообщил, что закачал туда 'ну реально все, под завязку'. Обалдело глянул на очередную купюру и удалился к барной стойке, запивать щедрость, сочтенную безумной.

— В мое время ужинать без кавалера столь милой девушке было неприлично, — прокаркали над ухом с заминками и прикашливанием. — Но так и быть, я не брошу тебя в беде, хорошуля.

Милена поморщилась, наконец-то осознав, до чего густо заселен плоский мир. Нехотя покосилась: совсем старая женщина стоит, опираясь рукой на спинку кресла, соседнего с занятым Миленой. Почему-то сперва получилось заметить именно руку: перстни на каждом пальце, камни яркие, брызжут светом. Сложная вязь оправы обрамляет каждый. Избыток роскоши: очень похоже на 'изоляционный набор' Тэры Арианы. Искоса глянув на старую женщину, Милена убедилась, что наблюдает целое море сияния, что в глаза лезут всякие тяжелые цепи и амулеты. Точно по рецепту Тэры, они надеты лишь для того, чтобы гость не смотрел на саму Тэру, помимо воли отвлекаясь на мелочи. И оставаясь в проигрыше: наблюдаемым, но никак не наблюдающим...

Следующий взгляд Милена уделила служителю отеля: держится в отдалении, не спешит перечить старухе. Вот возник у спинки стула официант, тоже готов содействовать. Только — кому? Сидящей гостье или второй, претендующей на свободное кресло?

— Она постоянно бывает у нас, пьет кофе, не пропускает случая познакомиться с новыми гостями. Предпочитает ужинать с дамами без провожатых, — пояснил официант. — Вас не обеспокоит...

— Ничуть, если вы принесете действительно хороший кофе, — наконец-то заглянув в глаза старухи, выговорила Милена и резко уткнулась в свою тарелку — и вилкой, и взглядом.

Старуха не растратила за долгую жизнь толику истинного серебра души, но глаза были так темны, что найти в них свет смог бы лишь вальз востока. Милена понемногу привыкала к дару, училась. Она уже усвоила: любую ценность — а равно и безделицу — в плоскости прячет упаковка. Старуха была настоящим подарком. Бесценным! От осознания размеров внезапной удачи едва получалось дышать ровно и колоть вилкой в пищу, а не мимо.

— А ведь я умею гадать, — оживилась старуха, сбросив на локти багряный шарф с роскошной меховой оторочкой. Тощая шея обнажилась, стала видна бархотка с крупной жемчужиной. Старуха гордо погладила вещицу, с кряхтением опускаясь в подвинутое официантом кресло. — Да-да, гадать... На кофейной гуще, картах и по руке. Всяко умею. Я знаю о грядущем, но куда вернее разбираю подробности, если мне доверен выбор бутылочки вина, красного сухого вина, это обязательно. И немного сыра, понимаешь? Я твердо стою за сыр, фрукты и особенно свежую черешню, лучшая растет в Испании... Ах, Испания! Я провожу там по два-три месяца в году как раз из-за черешни. Мой покойный муж — последний из них, я решила теперь пожить в свое удовольствие и без забот — он был необузданный человек, всегда требовал перец и мясо. Мы даже ссорились, он ничуть не ценил фрукты... Имя мое Вита, так и зови, хорошуля.