«Вот она — смерть, — подумала Эмер. — Совсем не страшно, а такие ужасы рассказывали… Но как же предсказание Айфы? Сначала любовь, потом смерть. Или Айфа ошиблась? Нет, она никогда не ошибается».
Мысли путались, и постепенно Эмер провалилась в сон. Обыкновенный сон, со сновидениями о замке в Вудшире, вкусном крыжовенном пироге и первом пони, на котором ей пришлось прокатиться.
Глава 17 (окончание)
Глава 17 (окончание)
В Вудшире светило солнце, и Эн Фиор несла свои воды к мору. Эмер шла по берегу реки, срывая цветы. Все было, как в детстве, когда она бродила по равнине Маг Риг и мечтала о подвигах и странствиях. Она поднялась на холм, откуда открывался вид на Роренброк, и вдруг увидела, что замка не существует. Вместо него остался лишь остов — каменные балки и полуистлевшие деревянные перекрытия. Словно сломанные зубы торчали сторожевые камни, между ними бродили овцы, пощипывая траву, а две старухи деловито собирали в корзину мелкие камни, которые валялись грудой тут и там.
Эмер сразу поняла, что прошло много, много лет — река осталась той же, и равнина, а вот замок — творение людских рук — не выдержал испытания временем. На мгновение ей стало горько, потому что если не выжил замок, то значит, нет уже ни Айфы, ни Бранвен, ни близнецов, ни ее самой. Она положила собранные цветы у ближайшего камня — словно на дорогую могилу и побрела с холма, не зная, куда ей идти. На излучине Эн Фиор она увидела могильный камень — знак яркого пламени, заключенный в круг. Эмер подошла, испытывая любопытство и страх. Чье имя она прочтет на могильнике? Не свое ли?
Надпись была полустертой, через нее бежали трещины, но Эмер все равно разобрала ее, читая по складам и угадав имя почти сразу: Ларгель Азо! Это имя ударило ее сильнее молнии, она отшатнулась и… открыла глаза.
Сколько времени прошло с тех пор, как епископ приходил ее исповедовать? Шторы все так же были приспущены, свеча сеяла мягкий красноватый свет, и никого не было рядом.
Ужасно хотелось пить, и Эмер приподнялась, отыскивая чашку и воду взглядом. Тело послушалось ее и не отозвалось болью. Пошевелил правой рукой, Эмер принялась срывать повязку. Так и есть! Рана почти зарубцевалась, а опухоль спала. Что это — чудо? Или… чудодейственное зелье епископа?
Спустив ноги на пол, Эмер встала и почти уверенно добралась до стола. С наслаждением напилась из кувшина и уставилась в зеркало на собственное отражение. Не приснилось ли ей, что она умирает, и что епископ допрашивал ее об Айфе?
Вошла сиделка Верфрита и ахнула, уронив поднос, на котором стояла миска с водой. Звон разбившейся посуды болезненно отозвался в голове, и Эмер поморщилась.