Настала пауза. Потом Шарт снова повернулась посмотреть на сестру:

– Призрак, говоришь? А ведь и правда, перед самым скандалом из-за курицы у нас появился призрак, то есть мы все так подумали. Ну-ка расскажи мне, как все было.

Она и рассказала, торопливо, то и дело всхлипывая – и все равно торопливо. Ее внезапно охватило навязчивое ощущение, что время у нее на исходе. Она рассказала более или менее все, до самой сцены экзорцизма, визита на ферму и полуночного ритуала, превратившего Салли в рабыню Мониган. Но вот чего она не сказала – и это распирало ее изнутри, из-под всего остального, что она не могла заставить себя рассказать даже Шарт, – так это того, что она не понимает, которая она из сестер. Не Шарт. Не Салли, думала она, пока рассказывала. Значит, я или Имоджин, или Фенелла. Но я не вынесу мысли, что Шарт знает, что я не знаю.

Шарт слушала подавшись вперед, и на лбу у нее залегли две четкие морщинки – точно такие же четкие морщинки, которые, как помнилось ее сестре, появлялись у Имоджин, когда та задумывалась.

– Это объясняет, что стряслось с курицей, – сказала Шарт наконец, когда история закончилась. – Занятно, что тогда никто из нас об этом не подозревал. Но тут что-то не сходится, понимаешь? Должно быть еще что-то. Я уверена. Жаль, что я уже плохо помню. Например, я точно знаю, о чем говорит Уилл Говард в телеграмме. Я знаю, что это было семь лет назад и что Мониган потребовала жертву, но я не знаю, откуда я это знаю. Зато знаю, что тогда мы это как-то поняли и предприняли какие-то действия.

– Ага, вы пытались меня изгнать, – напомнила ей пациентка.

Но Шарт только яростно встряхнула длинными светлыми волосами.

– Нет. Я не это имела в виду. Тогда у нас ничего не получилось. Помню, одна из нас сказала – забыла, кто именно, – что нет никакого толку устраивать по этому поводу что-то религиозное, потому что мы все абсолютно нерелигиозные. И у меня такое чувство, что все, что мы делали потом, было именно что крайне нерелигиозное. Ну то есть я это знаю, потому что это все входило в скандал из-за курицы, но… – Шарт осеклась и посмотрела на сестру с глубокой тревогой.

– Что? – спросила та.

– Прошлого не изменишь, – проговорила Шарт. – Изменить можно только будущее. Многие пишут разные истории, притворяются, будто прошлое можно изменить, но это невозможно. Прошлое можно только неправильно запомнить или по-другому истолковать, а нам это ни к чему. Я все забыла и вспомнила, только когда ты об этом заговорила. Думаю, мне не хотелось это помнить, потому что все это крайне неприятно. Для начала я забыла, как сильно мы все были влюблены в Джулиана Эддимена. У нас у всех от него по-дурацки дрожали коленки – такой он был соблазнительный, а все потому, что он так сильно отличался от Уилла, и Неда, и прочих мальчишек, не думал, будто у него две головы, не то что… как бишь звали того, кто думал, что у него две головы?