Наконец, она оглянулась и встретилась с ним взглядом.

– Принц Хеминг, – сказала она. – От этого места начинается тайная тропа к северу, сначала по берегу залива, потом по сухой дороге через болота, потом вверх. Она ведет к Западному Пограничью. Здесь, как и везде в Демонланде, я найду путь с завязанными глазами. И здесь я с тобой попрощаюсь. Я плохой оратор. Но я вспомнила слова поэта:

Закончится ли последняя битва этой войны победой моего великого родича, как мне искренне хочется верить, либо победой Горайса, я никогда не забуду, какое благородство по отношению ко мне ты проявил этой ночью.

Но Хеминг, не отрывая от нее взгляда, ничего не ответил.

Она спросила:

– Как поживает твоя мачеха королева? Семь лет назад в это самое время я была в Норваспе на свадебном пиру лорда Корунда и стояла рядом с невестой. Она все так же красива?

Он ответил:

– Госпожа, июнь дарит золотой розе совершенство, но годы умаляют красоту.

– Мы с ней были подругами, – сказала Мевриана. – Она старше меня на два года. Она такая же властная?

– Госпожа, она королева, – ответил Хеминг, по-прежнему не отрывая взгляда от леди.

Она сидела вполоборота к нему, нежные губы сомкнуты, ясные глаза обращены к востоку, смутному в свете луны, и наклон ее тела напоминал изгиб стебля лилии, дремлющей над зачарованным прудом.

У него в горле пересохло, и он сказал:

– Леди, до сегодняшней ночи я не знал, что есть на свете женщина красивее ее.

Любовь, вспыхнувшая в нем, вырвалась, как ветер, и затемнила его разум. Он схватил ее в объятья, как будто слишком долго ждал, не решался и не смел открыть засов у двери в дом своего сердца. Ее щека под его поцелуем была мягкой, но совершенно холодной; глаза метались, как у птицы, попавшей в сеть; доспехи его брата на ней были более податливы под его рукой, чем эта щека, а взгляд был чужим. Его мысли хромали, словно он пытался ухватиться за несбыточное. Он спросил:

– Ты меня не любишь?

Мевриана покачала головой и мягко отстранилась.

Как пламя пролетает летом по сухому вереску, оставляя за собой дымящуюся пустошь, так пламя его мгновенной страсти погасло, оставив обиду и гнев на самого себя и свою судьбу.

Он сказал, понизив голос от стыда:

– Молю тебя простить меня, госпожа.

Мевриана сказала: