– Гаури?

Я обернулась к замершему в дверях Арджуну. Слегка несчастному, как и всегда, когда Налини отправлялась наводить порядок на новом месте. Когда она воспользовалась желанием, я убедила Сканду – немало преувеличив правду, – что привезла из странствий еще вдоволь подобных чар. Страха вкупе с яростью Арджуна и Налини оказалось достаточно, чтобы брат отрекся от трона и провозгласил меня королевой.

– Нужен партнер? – спросил Арджун, хмуро глядя на меч в моей левой руке.

– Я выгляжу совсем безнадежной?

Он рассмеялся, и сердце мое затопило светом. Я будто сто лет не слышала этого смеха. Сейчас все в Бхарате мне было внове. Казалось, я заново знакомлюсь с друзьями, которых когда-то называла семьей. Это напоминало тренировку с мечом, когда движения заучены и привычны, да только рука другая, оттого и болят неразработанные мышцы.

Мы сражались почти час, когда труба возвестила о прибытии одного из придворных. Я отложила меч и потянулась за красной шелковой перчаткой. После той первой ночи в Бхарате я решила ограничить число посвященных в загадку стеклянной руки.

Люди тянулись к неизвестности, к тому, чего не могли видеть, и мне нравился окружавший меня ореол таинственности.

Народ сочинял собственные байки, наделяя руку магическими способностями. Говорили, что она краснеет всякий раз, как кто-нибудь задумывает убийство, и что, глядя в стеклянную ладонь, я могу наблюдать за своими подданными. Мне эти истории были куда милее правды.

– Ваше величество, – поклонился придворный. – Там у ворот женщина требует с вами встречи.

Арджун коснулся меча:

– Что говорят о ней мои воины? Она кажется опасной для королевы?

– Воины говорят, она… – Придворный умолк, и на щеках его вспыхнули алые пятна.

Я улыбнулась. Я знала, кто стоит у ворот.

* * *

Несколько недель спустя Ааша высунулась из окна и, подперев подбородок ладонями, тяжко вздохнула. Она появилась у городских ворот на второй месяц моего правления и громко потребовала, чтобы я выполнила обещание и выделила ей покои во дворце. В первые же дни вишканья предотвратила два покушения, просто вынюхивая помыслы знатных особ, жаждавших со мною встречи.

– Может, прогуляемся? – спросила она. – Тут так тоскливо.

Лица придворных потрясенно вытянулись. Ааша была одной из немногих в моем окружении, кто никогда не лебезил и не манерничал. Она просто не умела и учиться не собиралась. Отпустив людей, я присоединилась к ней на балконе. За три месяца, миновавших с тех пор, как я перекопала двор и заново засеяла землю, сад расцвел и зазеленел. Но я не бродила по его дорожкам. В аромате цветов таилось слишком много напоминаний. Стоило спуститься в сад, и становилось невозможно игнорировать мысли о том, чего… и кого мне не хватает. Викрам мерещился мне в каждой тени на каменной плитке. Голос его звучал в каждом всплеске каждого фонтана. Поначалу заглушать болезненную тоску по нему было куда легче, ибо я все дни посвящала возрождению Бхараты. Но потом я вошла в ритм. Жизнь потекла своим чередом. Я даже наловчилась сражаться левой рукой. И теперь у сердца стало слишком много свободного времени, чтобы скучать и мучиться.