«Винт Архимеда» в силу раннего времени оказался полупустым, но мы все равно уселись в самый дальний угол.

– Наломали дров, да? – вздохнул Рамон, когда хозяин принес бокал белого вина и содовую ему и кувшин лимонада мне, получил несколько мелких монет и оставил нас в покое.

– Не без этого.

– Меня бы точно уволили, – с усмешкой протянул бывший констебль, – если бы не успели уволить до того.

– Видишь, как удачно получилось, – улыбнулся я, наполняя бокал лимонадом.

Рамон кисло глянул в ответ.

– Знаешь, сколько платят ночному сторожу на угольном складе? – спросил он.

– Кстати, раз уж речь зашла о деньгах! – Я достал из правого сапога пачку колониальных долларов и принялся, загибая уголки банкнот, их пересчитывать.

– Что это?! – всполошился Рамон.

Я погрозил ему пальцем, дошел до конца и разделил пачку на две равные части. Одну протянул приятелю.

– Что это? – повторил он вопрос, не притрагиваясь к деньгам.

– Это аванс. Восемьдесят долларов, – ответил я, убирая изрядно похудевшую пачку во внутренний карман пиджака.

– По нынешнему курсу это франков четыреста, так? – уставился на меня Рамон, который еще не отвык быть полицейским. – Лео, ты что – утаил восемьсот франков?

– Не утаил, – возразил я, поправляя очки, – а изъял в целях осуществления следственных мероприятий.

– Обоснуй.

– Оборотень знает о деньгах? Знает. Если через сообщника в Ньютон-Маркте он получит опись изъятых из номера вещей и не увидит в списке сто шестьдесят долларов, то наверняка захочет их вернуть. Сам придет!

– А мне тогда зачем половину отдал?

– Если я с ним не справлюсь, то за остатком отправлю к тебе. Я верю в тебя, Рамон.

Крепыш уставился на макет винта Архимеда, что висел прямо над столом, и какое-то время раздумывал над моими словами, потом убрал деньги в карман и потребовал: