Ани пекла булочки «бон-бон».
Дэйн говорил ей – брось, зачем тратить время, если вечером от пуза? Но ей хотелось.
И теперь до второго этажа снизу доползал и щекотал ноздри аппетитный запах свежей сдобы с ванилью и корицей.
Шерсть Барта под пальцами ощущалась шелковистой, очень мягкой.
– Вот же, друг, – сам с собой разговаривал Эльконто, – какая баба нам досталась? И булочки нам, и из грузовика стрелять. Ты его видел вообще – этот грузовик? А я видел, он до сих пор у Реактора стоит. То-то и оно…
* * *
– Дин, я сняла эту тряпку с телевизора, бросила ее в стирку – пыльная вся, сил нет… Слушай, а в календаре сегодня праздник отмечен, ты знаешь? Я вчера ж еще смотрела на свои записи – ну, когда там у кого дни рождения, – и праздника не было. Точно говорю, не было – может, слепая я стала? И Антонио ворчит, что не подготовился.
– Ты скажи ему, что не надо готовиться, – посоветовала я, прижимая трубку к уху.
– Почему? Ты же знаешь, он будет рад…
– Не надо, – на моих глазах рабочие растягивали над проспектом Тиртон пахнущий свежей краской плакат «С Днем Нордейла!», гибкие края которого трепыхались на ветру. Метрах в ста от них другая бригада подвешивала на высокие фонари колышущиеся флаги с гербом города. Пыхтела у обочины машина с выдвижной лестницей; с удивлением обсуждали установку декораций и неожиданно появившееся в газете объявление о внеплановом празднике люди на остановке.
Я прикрыла глаза от солнца ладонью.
– Сегодня народные гуляния. Еды и выпивки на улицах будет море. Все отдыхают.
– Это все в центре?
– Ага.
– А почему ты мне вчера ничего не сказала?
– Потому что вчера я сама еще ничего не знала.
– Вон оно как…
На парковку, потеснив такси, въехал еще один грузовик, из которого высыпали мужчины в форме с надписью «Норсвет» на спине. Принялись опутывать деревья лампочками.
Только Дрейк мог организовать все в столь короткие сроки, только он. И парки развлечений, и концерты, и ларьки со снедью по сторонам улицы. Из некоторых уже плыл над тротуарами сладкий запах вафель…
– Хотите флажок? И вам! Возьмите тоже…