— Странно, — нарушает тишину Грейс. — Вроде темно, и мозг, увидев показания хронометра, ворчит, что давно уже пора спать, а организму побоку.

— Разница со Школой почти в четыре часа…

В густых сумерках светлой ночи прекрасно видно, как тонкие брови немки удивлённо приподнимаются.

— Сам слегка прифигел, когда отмасштабировал карту и набросил кроки вторым слоем поверх глобуса.

— В Индийском океане, значит?

— Или недалеко от условной водной границы.

— Тоже неплохо, — улыбается широко, в лунном свете влажно поблескивает эмаль зубов, особенно очаровательно выделяются клычки. — То-то смотрю, погода не в пример спокойнее.

— По идее, сезон дождей должен быть…

Грейс отмахивается:

— Это ближе к экватору. Да и подтаявшие полярные шапки внесли свои коррективы в рисунок устоявшейся погоды.

Прилагательное "подтаявшие" из её уст звучит так, словно шапок совсем не осталось. А они есть. Большие и белые, как и положено.

Девушка полулегла, упёрлась согнутыми локтями в траву, подняла глаза к звёздам.

— Как думаешь, там есть жизнь?

Я запрокинул голову, всматриваясь в звёздное разноцветье.

— Было бы глупо считать, что шарик, затерянный на окраине галактики, является абсолютно уникальной единицей даже в пределах одного спирального рукава.

— Логично, — соглашается немка. — Хотела бы я дожить до того момента, когда люди смогут покинуть пределы Солнечной системы…

— Долгая лета, Грейс! — киваю, всматриваясь в безумно далёкие звёзды. — Сначала на Марсе яблони вырасти должны, и на Титане запеть сирены.

— Боевые?

— Поющие, солнце, просто поющие.

— Не доживу, — вздыхает девушка.