Концепция устройства Митча была той же.

Он загрузил телефон и стал наблюдать, как поступают данные электронного отслеживания солдат. Звонки. Сообщения. Местоположение.

Три телефона. И все они были в одном месте.

Попались.

Всю жизнь люди недооценивали Митча. Они смотрели на его размеры, объем, татуированные руки и выбритую голову и мгновенно выносили суждение: неповоротливый, глупый, бесполезный.

ЭОН тоже его недооценил.

Митч огляделся и обнаружил карту, которую оставила Сидни. Набросал короткую инструкцию на обороте и положил картон на неподвижный бок собаки.

– Извини, мальчик, – снова сказал он.

А затем Митч схватил свое пальто и ключи и пошел спасать Виктора.

XIII

Последний полдень

ЭОН

Виктор открыл глаза и увидел… себя.

Его худые конечности, бледная кожа, черная одежда отражались в полированном потолке. Он лежал на узкой койке у стены квадратного пространства, которое он быстро определил как некую клетку.

Паника, словно игла, скользнула под кожу Виктора. Четыре года он провел в таком месте – нет, не совсем так, не столь умном, не столь продвинутом – но таком же пустом. Его похоронили заживо в той камере одиночного заключения, и каждый день Виктор клялся, что, выйдя, никогда не позволит снова посадить себя в клетку.

Он поднес руку к груди и почувствовал синяк между ребрами, где чиркнул по кости первый дротик. Виктор сел, на мгновение замер, чтобы подавить тошноту, затем встал. Здесь не было ни часов, ни способа узнать, как долго он оставался без сознания, лишь постоянный гул его силы. А она росла с каждой минутой.

Виктор оглянулся и подавил желание кого-нибудь позвать – все равно никто не ответит, разве что собственное эхо. Вместо этого он изучил камеру. Стены, которые он изначально принял за камень, были на самом деле пластиковые или, возможно, из стекловолокна. Виктор чувствовал бегущий по ним легкий заряд – без сомнения, средство от побега.

Он поднял голову, просматривая потолок в поисках камер, и услышал знакомый голос.

– Мистер Вейл, – сказал Стелл. – Мы прошли долгий путь, только чтобы вернуться к тому, с чего начали. Разница, конечно, в том, что на этот раз ты не выйдешь.