Альфонсо тоже повернулся и полез по тропинке к пещере. Он бы может и хотел что-то сказать, но, почему то, защемило сердце – ведь он тоже любил, тоже без ответа, и тоже болел своей любовью без надежды вылечиться. А может Зверь – это и вправду решение всех проблем – мертвые не страдают, не болеют, им плевать на войны… И не любят… Зачем тогда все так хотят жить?

– Лилия я… я хочу сказать, что люблю тебя, – сказал Тупое Рыло, – и когда когти Зверя будут терзать меня, окровавленными губами я буду шептать твое имя. Я знаю, ты любишь Альфонсо, боль разрывает мое сердце, я предал ради тебя свою веру и все же… Знай, что ты была в моей жизни самым ярким лучом, моим солнцем, моей путеводной звездой и тот миг, когда мы погибали от холода вместе под одним одеялом, был самым лучшим в моей жизни… Прощай…

– О боже, – вскрикнул кто-то из толпы и всхлипнул, – не дайте ему уйти, не дайте ему умереть… Они должны быть вместе…

Лилия стояла ошеломленная, неподвижно, с таким лицом, словно вообще ничего не поняла из сказанного, и не видела откровенно завистливых глаз других фимиам, пожирающих ее глазами.

Тупое рыло повернулся и ушел, не дождавшись ответа, слыша, как за спиной рыдает кто-то навзрыд. Он догнал остальных – те стояли у входа в пещеру, ожидая третьего метрах в пятидесяти от процессии. Оружия им не дали, хотя Альфонсо и вспомнил про коготь птицы, который, почему то, никто никогда не отнимал, в отличии от кинжала, и про который он благополучно забыл.

– Ну вот, у меня коготь есть, – сказал Альфосно.

– Отлично, теперь нам все волки Леса не страшны, – буркнул Гнилое Пузо и шагнул во мрак.

Пещера была огромной, с высокими потолками, уходила далеко вглубь скалы, где разветвлялась лабиринтом, и в каждом тоннеле лабиринта хрустели под ногами кости, как человеческие, так и нет.

– Вот и я с оружием, – Гнилое Пузо поднял с пола берцовую кость с остро обломанным суставом. Тупое рыло поднял меч – ржавый, легкий – бабский, что-ли?

– Ну все, где зверушка? С таким оружием нам сам Сарамон не страшен, – нарочито бодро сказал Гнилое Пузо и пошел вперед, в один из тоннелей. Речи о том, чтобы идти скрытно, даже быть не могло – хруст костей был слышен за километр, но от этого был и положительный эффект – тогда и приближение зверя было бы слышно. Но было тихо, как в склепе. Может, он призрак и способен выпрыгивать неожиданно, может, сидит в засаде – все трое были напряжены до предела, ожидая, каждое мгновение злобного рыка и удара когтей по голове, но ничего не было, и тишина становилась все невыносимее.