В одну из холодных (настолько холодных, что даже вода в лужах замерзла) ночей, Гнилое Пузо снова притащили от Великой, Тупое рыло пришел сам от Кабанихи с ее подругами (естественно, под конвоем), но упал на тюфяк с соломой и больше вечером не вставал. Жили все трое в отдельной, маленькой пристройке, что было неимоверной роскошью для мужиков, которые ютились, обычно, на чердаках и в подвалах, прикованные цепями. Дверь пристройки расхлебенилась, в проеме показалась Лилия, прислонилась к косяку, повисла на нем.

– А-а-а-альфонси-и—и-и-ик, – пропела она, и икнула, затем рассмеялась. Лилия была пьяна, и Альфонсо понял – пришла его очередь. Она редко давала фимиамам попользоваться Альфонсо – точнее, никогда, предпочитая пользоваться им самой. Много побоев назад мужское начало Альфонсо бунтовало против противоестественного насилия, но оно быстро закончилось – непослушание мужиков в деревне каралось строго. Но сегодня он был зол. Очень зол.

– Ты предала нас, ведьма, – прорычал он.

– Не –не- не, хозяйка. Называй меня хозя –ик-а, непослушный муж…ж…ик.

– А что если я тебя придушу сейчас, а?

– Тогда ты умрешь. Тебя отдадут собакам, не охотничьим, а маленьким, которые будут рвать тебя на куски… Или засунут в червя наполовину… По кускам начнут резать… Ну, придумают что- нибудь…

И тут Лилия подошла, совсем трезвым шагом, вплотную к Альфонсо, дыхнула в лицо вином, сказала, очень четко и прочувствованно:

– Альфонсо, оставайся со мной. Зачем тебе Волшебный город, у нас у самих будет Волшебный город, мы сами себе создадим Волшебный Город. Идти туда – самоубийство, даже для меня. Оставайся… Я сделаю тебя мужчиной, вместе мы будем счастливы…

– Сделаешь мужчиной? А если я сбегу?

– Тогда станешь опять мужиком.

– А я думал мужчины вольны идти куда угодно.

– Ага, вольны… Если возвращаются. А если нет, то их ловят и делают мужиками. Хочешь стать мужчиной? Пообещай, что женишься на мне и будешь только со мной.

– Обещаю…

То ли Альфонсо сказал это слишком быстро, то ли все это был обман, только ведьма треснула его маленьким кулачком по груди, крикнула:

– Не верю! Врешь, только и мечтаешь, что к своей принцессе сбежать, скотина! Ненавижу, тебя, ненавижу, всю душу мне вымотал, гад, лучше б ты тогда в чертополохе сдох!!

И Лилия резко кинулась на Альфонсо, вцепилась зубами ему в губы с яростью голодной кошки, и ярость мужика, забитая древками копий глубоко в самооценку, вскипела, как расплавленный метал. Он со всей силы оттолкнул Лилию от себя, припечатав спиной об стол, разлив и уронив все, что на нем стояло на пол, заорал, проснувшимся мужским ором: