– Дикарь, какого лешего? Положи ствол, – больше изумлённо, нежели испуганно сказал Музыкант. Крюгер стоял молча, но по его взгляду было понятно – он понял, что разведчики слишком расслабились, понял, что совершили большую ошибку и понял, что им всем хана.

– Вас нельзя пускать в нашу страну, вы страшнее Леса, – гнев сказал губами Альфонсо эти слова очень спокойно, наслаждаясь страхом и болью ненавистных варваров. Он снова прицелился, выстрелил и попал музыканту в ногу, выбив колено. Крюгер, рыча как зверь, попытался было броситься, но выстрел в голень остудил его пыл, уронил в нефть; Черный и Веник замерли с Вальтером на руках. А потом Альфонсо стрелял: остервенело, злобно, словно добавляя скорости пуле своей ненавистью и жаждой мести, с удовлетворением глядя на то, как разведчики падают в свою дорогую черную лужу, барахтаются в ней, дышат ею, и жрут ее. Горячий, дымящийся пистолет отрекся от своего занятия, известив об этом щелчком затвора, и только тогда Альфонсо опустил руки.

Крюгер, рыча от боли, оставляя за собой черные полосы, полз по берегу в сторону Альфонсо. Точнее, в сторону своей винтовки. Остальных видно не было – нефть их поглотила.

– Куда ползешь, змейка? – Альфонсо наклонился над раненным.

– Я тебя прикончу, сука, – Крюгер отрыгнул черную, маслянистую жидкость вместе со словами, долго кашлял, не собираясь, видимо, претворять в жизнь свою угрозу.

– Маловероятно.

Альфонсо пинком перевернул храпящего снайпера на спину; сначала он хотел перерезать ему глотку кинжалом, но в нос ударил запах сероводорода, его затошнило, и он выстрелил Крюгеру в горло из арбалета.

И остался один на берегу озера.

Сильные эмоциональные переживания всегда оставляют после себя пустоту, когда уходят, и Альфонсо не стал исключением. Лилия была отомщена, но не восстала из мертвых от этого, не пропела, протяжно, свое детское «Альфонсичек», и черный мрак в душе Альфонсо не рассосался. Он стоял, не зная, что делать, пока не начал собирать оружие, разбросанное по берегу. Гранаты остались только на поясе у Крюгера, и когда Альфонсо их снимал, с ним вдруг заговорил голос, заставив его вздрогнуть.

– Птенец, птенец, я гнездо, прием. Птенец, птенец, я гнездо, прием…

Среди брошенных на берегу вещей, вдруг, заговорила рация.

– Паскуда какая, напугала, – вслух, сам себе, сказал Альфонсо и усмехнулся. Если бы он услышал этот голос, из непонятной коробки года два назад, он принял бы его за глас божий и умер от сердечного приступа. А так, просто выкинул железку подальше в озеро нефти, собрал оружие, и побрел в свою эпоху.