– Но сейчас ей нужнее лебеди. Вас не было слишком долго, и здесь столько всего произошло!
– Тебе, смотрю, тоже досталось, Либа. Альтиш, ох, Альтиш, когда мы пришли в Купель… – Он качает головой. – Всё кончено, Альтиш, никого не осталось. Всё стало золой и пеплом. – Отец всхлипывает и прикусывает большой палец. – Выжили только вы с Рувимом.
Альтер, белый как мел, сидит на полу. Мне чудится, что дом окружили призраки из Купели, наполнив его своими воспоминаниями. Души сожжённых евреев, дымом поднявшиеся к небу.
Альтер встаёт и обнимает тятю. Оба плачут. Никогда прежде я не видела тятиных слёз. Он не плакал даже на похоронах. Внутри всё сжимается, словно меня ударили под дых. Не зная, что предпринять, иду на кухню и завариваю чай.
Неужели Дубоссары ждёт та же судьба и все мы нынешней ночью станем золой и прахом? Вновь наполняю чайник и ставлю на огонь. Прихватив ковшик с отваром и чистые тряпицы, возвращаюсь к Рувиму, смачиваю ему губы.
– Попробуй попить, хоть несколько капель, – приговариваю.
Намочив вторую тряпицу, прикладываю к ране. Рувим морщится от боли, по его телу пробегает судорога.
– Прости, Рувим, прости меня.
Он приподнимает веки. В голове бьётся одна-единственная мысль:
В дверь стучат.
– Доктор пришёл! – кричу.
– Я спешил как мог, – в дом входит запыхавшийся доктор Полниковский с дочерью.
За ними – Довид. При виде него Альтер коротко кивает, Довид отвечает тем же и говорит, вопросительно глядя на бородача:
– Мне надо уходить, мужчины готовятся дать отпор погромщикам.
– Иди, – отвечает Альтер. –
Довид смотрит на меня. Чувствую – хочет что-то мне сказать, но он молча разворачивается и покидает дом.
– Я вскипятила воду, – говорю доктору. – И сделала отвар из шалфея, бессмертника и калины.