Светлый фон

Сейчас Джереми потратил на дорогу девяносто минут. Можно было бы управиться и за час, если бы не движение. Из Бостона всегда кто-то едет, город этот привлекает автомобили, как пролитое варенье муравьев.

– Так ты именно поэтому никогда не ездила навещать своих родных? – поинтересовался он, когда нас в пятый раз подрезала очередная задница в «Лексусе».

– Это была одна из причин, – согласилась я, стараясь изгладить из голоса приятные мечты об убийстве. После правильной последовательности надрезов зад в «Лексусе» раскрылся бы, словно цветок небывалой красы. Впрочем, самое прекрасное заключалось в том, что тип этот навсегда лишился бы возможности подрезать кого бы то ни было на шоссе. У прекрасного есть более выгодные перспективы, чем сидеть за баранкой.

А потом дорога в последний раз повернула, и перед нами во всей своей сапфировой красе развернулась Атлантика, вытеснив мысли об убийстве из моей головы. Я не могла больше думать ни о чем, кроме моря, ибо оно, прекрасное само по себе, не нуждалось ни в ножах, ни в кровопролитиях.

– Вау, – выдохнул Джереми, и я впервые полностью согласилась с ним в отношении предмета, не помеченного отравленным поцелуем его великой богини Науки.

Мы катили в Иннсмут по извилистой дороге, не прекращая играть в прятки с берегом. Взгляду нашему то и дело мешали рощи деревьев, не позволявшие видеть, как волны разбиваются о скалы. Многие из этих деревьев посадили мои предки, планировавшие этот участок дороги столь же старательно, как мы с Джереми придумывали лабиринты, предназначенные для того, чтобы мыши имели свои развлечения и были счастливы. Люди бывают счастливы, когда могут видеть море – только не в натуральную величину. Увидев же больше, они начинают понимать, a когда поймут…

Существуют такие реальности, для понимания которых человеческий разум не предназначен, такие давления, которых он не может выдерживать. Знание подобно морю. Нырни слишком глубоко, и оно своей сокрушительной тяжестью раздавит тебя.

– Вау, – снова промолвил Джереми, когда дорога выровнялась и мы въехали в город, мимо старомодных домов и чугунных уличных фонарей, украшавших каждый угол. Мы словно въезжали в прошлое, в век, скончавшийся сотню лет назад и погребенный тогда же. Теперь он уже не скрывал удивления, вертясь на своем месте, чтобы заглянуть в витрины магазинов и получше рассмотреть элегантные архитектурные детали. – А ты уверена в том, что люди действительно живут здесь? Это, случайно, не подобие Диснейленда, устроенное ради туристов?

живут

– Добро пожаловать в Иннсмут, – возвестила я. – Основанный в 1612 году поселенцами, желавшими обрести мирный уголок, где они могли бы жить в мире и покое и воспитывать своих детей, следуя собственным традициям, не опасаясь внешних влияний. В отличие от многих соседних прибрежных городков, здесь никогда не было повторного заселения. Мы живем и работаем на этом берегу четыре сотни лет.