Дара уставился на нее, не веря своим ушам.
– Это не ты, бану Манижа.
– Ты ничего обо мне не знаешь, Дараявахауш. Ты не знаешь, во что ты мне уже обошелся.
– Во что я тебе обошелся? – Он едва не рассмеялся в ответ на такое обвинение. Дара ударил себя кулаком в грудь. –
Она сверкнула глазами.
– Не я вложила тебе в руку бич.
– Нет, ты вернула меня с того света. Дважды, – сказал он, не видя перед собой ничего от слез. – Я был там с сестрой. Я был
Теперь ее глаза уже метали молнии.
– Не тебе жалеть об успокоении рядом со своей семьей после того, что ты сделал с моей.
– Твоя дочь
– Я говорю не о ней. – Манижа пригвоздила его взглядом. Дара готов был поклясться, что чувствует магию ее прикосновения, невесомые пальцы, сжавшие горло, колючую проволоку, больно сдавившую грудь. – Я говорю о своем сыне.
Дара был в замешательстве.
– Сын?
Не успело слово слететь с его губ, как взгляд Дары упал на забытый головной убор Каве, брошенный рядом с матрацем Манижи. Он вспомнил ее жаркое признание в том, как она старается скрывать своих любимых…
А потом ни с того ни с сего в памяти всплыл добродушный юноша, которого Дара изрешетил своими стрелами.
– Не может быть, – прошептал Дара. – Но… у него же нет способностей. – Дара даже имени его произнести не мог, чтобы не превращать страшное подозрение, возникшее у него в голове, в реальность. – Он говорил, что его мать была служанкой и умерла при родах…
– Его обманули, – коротко сказала Манижа. – У него нет матери, потому что Кахтани ничего не должны были знать. Иначе его поселили бы в такую же клетку, в которой пришлось жить мне. А способностей у него нет потому, что, когда ему не было еще и недели от роду, мне пришлось