Вик сделала долгий выдох. Это прозвучало, как рыдание. Она положила руку на лицо мужчины.
– Мне жаль, – сказала Макквин мертвецу.
Не в силах сопротивляться этому, она заплакала. Никто не мог бы назвать ее плаксой. Но в определенные моменты слезы остаются единственным разумным ответом. Слезы являются видом роскоши. Мертвые не чувствуют потери. Они не могут плакать о ком-то.
Она снова погладила щеку мужчины и коснулась большим пальцем его губ. Ей на глаза попалась пачка бумаг. Они были смяты и всунуты в его рот. Мертвый человек смотрел на нее с безошибочной мольбой.
– Ладно, друг, – ответила она.
Вик вытащила бумагу изо рта мертвого человека. Она сделала это без всякого отвращения. Мужчина встретил здесь плохой конец – в одиночку, под пытками, был избит и пущен в отходы. Что бы мертвец ни хотел ей сказать, Вик собиралась прочитать это – даже если будет слишком поздно сделать ему что-то хорошее.
Записка была написана карандашом, с потеками, дрожащей рукой. Обрывок бумаги оторвали от подарочной рождественской обертки.
Моя голова достаточно ясная, и я могу писать. Единственный раз за много дней. Суть такова: * Я Натан Деметр из Брандербурга, штат Кентукки. * Меня удерживает Бинг Партридж. * Он работает с человеком по имени Мэнкс. * У меня есть дочь Мишель, красивая и добрая. Слава Богу, что машина забрала меня, а не ее. Постарайтесь, чтобы она прочитала следующее: Я люблю тебя, девочка. Он не может причинить мне слишком сильную боль, потому что, когда я закрываю глаза, то вижу тебя. Плакать нормально, но не отказывайся от смеха. Не отказывайся от счастья. Тебе нужно и то и другое. И у меня они были. Люблю тебя, детка. Твой отец.
Моя голова достаточно ясная, и я могу писать. Единственный раз за много дней. Суть такова: