Он только начал отвечать, как мимо нас по дороге проезжает машина, и кто-то, замотанный в шарф так, что открыт только рот, высовывается из окна.

– Иди, беги из города, как и твоя мама! – кричит он. – И в этот раз забирай Проклятие с собой.

Лицо Уилла мгновеннно темнеет от вспышки гнева, он подбирает камень и кидает его в машину, но она уже исчезла в клубах пыли за поворотом.

– Все здесь такие лицемеры, – бормочет он, сжимая кулаки. – Словно они не сделали бы то же самое, будь у них возможность. Все так поступили бы.

– Ты бы – нет, – говорю тихо.

Он смотрит на меня.

– И я – тоже.

Он показывает на дорогу, и мы продолжаем идти.

– Мой папа остался бы, кстати. Он бы нашел способ помогать людям, быть полезным. – Он прочищает горло. – Я восхищаюсь им и хотел бы больше походить на него. Но я не виню твою маму. Если бы у меня был шанс сбежать, я бы воспользовался им. – Он отворачивается. – И я никогда не хотел бы быть причиной того, что кто-то потеряет этот шанс.

Это выражение его лица заставляет мое сердце сжаться.

– Твой отец боролся бы, чтобы остаться с тобой, – говорю, и в моих словах внезапно изливается то, что накопилось за долгие месяцы. Я уже чувствую, как сжимается горло. – А мой отец даже не пытался, – я давлюсь словами. – В каком-то смысле, – говорю, ускоряя шаг, неожиданно разозлившись, – уйти на войну было легче, чем столкнуться с жизнью вместе с нами.

– Сочувствую, Айла, – говорит Уилл, протягивая ко мне руку, а потом убирая ее. Мы идем в тишине несколько минут.

Как только деревья начинают редеть, мы проходим мимо массивного дома с ярко-красной дверью.

– Кто там живет? – спрашиваю, показывая пальцем.

Он бросает взгляд на мой палец.

– Угадай, – говорит он.

– Пэттоны?

Он кивает.

– Почему у них красная дверь, а у всех остальных – нет?

– Они завезли ее. Заплатили, чтобы ее покрасили и привезли сюда из другого штата. У большинства здешних людей нет столько денег, чтобы так тратиться.