Я шел по улице, достаточно широкой, чтобы на ней вплотную два каравана разошлись. Мясная лавка слева старалась заманить меня запахом туш. С потолка свисали рубленые куски антилопы, козла, ягненка, но у всех мертвых одинаковый запах. Вышли женщина с ребенком и прошли мимо, девочка оглядела меня с головы до ног, поняла, что одежда мне ненавистна, и, соглашаясь со мной, царапнула свою юбочку. Другая женщина, завидя меня, ушла к себе в дом, криком призывая сына сейчас же уйти с улицы, иначе она отцу скажет, чтоб забрал его домой. Мальчик глазел на меня, пока я мимо шел, потом бегом метнулся в дом. Я забыл, что даже самые бедные дома в Конгоре строятся в два этажа. Тесно прижатые один к другому, они давали представление о пространстве двора за стенами. И еще: у каждого дома была своя входная дверь, сделанная самым прекрасным ремесленником, какого позволяет ваш кошелек, с двумя большими колоннами и навесом, защищающим от солнца. Две колонны поднимались от земли до самой крыши, сразу над входным навесом находилось маленькое окошко. Над ним из стены цепочкой стрел торчали пять или десять палок. Ночь еще не настала, даже вечер еще не был поздним, но почти никого не было на улицах. А меж тем отовсюду доносились музыка и шум.

– Куда народ подевался? – спросил я мальчишку, который и не подумал остановиться.

– Бинджингун.

– А?

– На маскараде, – бросил он, качая головой оттого, что приходилось говорить с таким придурком. Где он, я спрашивать не стал: мальчишка шел, потом поскакал, потом побежал на юг. Я шел на запад по улице, какая в любой другой день была бы запружена богатейшими мужчинами и женщинами Конгора. На месте не было никакого обозначения, кроме спирального символа Лала, позабытого бога небес, на дуновение слабее дыхания. И еще: четверо стражей, вооруженных мечом и копьем, – они даже не взглянули на меня, когда я проходил в двери. Было время, когда, войди я в такое помещение, так совсем бы с ума свихнулся. Зато теперь я мог отличить виверру от мускуса, от ладана, от мирры, от какой угодно их смеси, чего я с большей радостью не знал бы вовсе.

Торговцы благовониями.

Мужчина, старый и худой, у кого в обоих ушах по целому блюдцу болталось, следил за перегонным аппаратом из стекла над небольшим голубым пламенем. Мирра. Я чуял камедь. Перегонник старик изучал так, будто только что его увидел. У него за спиной кипели еще два перегонника, а поодаль трое мужчин запечатывали масла в глиняные кувшины и стеклянные флакончики, такие маленькие, что их можно было носить на шее как кулон. Заслышав мои шаги, старик поднял взгляд.