– Зачем устраивать все это, чтобы посадить на трон другого человека? Мальчика.

– Мальчика, обученного его матерью. Не мужчинами, какие только на то и способны, чтобы вырастить еще одного в точности себе подобного. Армия моего братца отправилась маршем на север, в речные земли, два дня назад. У тебя есть там родственники?

– Нет.

– Гангатом всего лишь за рекой. И что он сделает с детьми, что еще чересчур юны, чтобы быть рабами? Ты слышал когда-нибудь про белых учеников?

Я все силы собрал, чтобы не замедлить с ответом, и все ж слишком задержался.

– Нет.

– Богов своих благодари, что пути ваши ни разу не пересеклись, – молвила она, но посмотрела на меня, высоко выгнув одну бровь, а говоря, тянула слова. – Белые – это потому, что кожа их бунтует против их злодейства, ведь есть мера подлости, какую способна кожа вынести. Белые – как одно чистейшее зло. Детишки, каких они берут и скрещивают со зверями и бесами. Двое на меня саму напали, у одного крылья были, как у летучей мыши, большущие, как тот флаг. Когда солдаты мои убили его стрелами, он оказался всего лишь мальчиком, а крылья уже стали частью его кожи и скелета, по ним даже кровь бегала. Они и другое всякое творят: трех девочек в одну обращают, пришивают язык к языку мальчика, чтоб он охотился, как крокодил, и наделяют его птичьим зрением. Знаешь, почему они маленьких берут? Подумай, Следопыт. Обрати мужчину в убийцу, и он сможет обратно обратиться или тебя убить. Вырасти малыша убийцей, и все, что ему надо будет, это убивать. Жить ради крови станет – и никаких раскаяний, никаких мук совести. Они берут детей и обращаются с ними, как с растениями, используя всякие уловки белой науки, того хуже, если уже появились на свет одаренными. Нынче они работают на братца моего и эту суку в Долинго.

– Соголон говорила, что вы союзники. Сестры сообща.

– Я никогда не была сестрой ни единой женщине. Соголон, это она с ней знается. Зналась.

– Значит, я иду в Гангатом.

– Ты знаешь кое-кого, да? Детей, наделенных даром.

– Я иду в Гангатом, – повторил я.

– Вот как? Никто не уведомил меня, что ты явился с собственной армией. Со своими наемниками, может? Может, с двумя лазутчиками? Есть колдун, что скроет твое приближение? Как ты их спасешь? И с чего это тебе заботиться, что стрясется с любым ребенком? Леопард говорит мне, что они даже минги. Скажи мне правду, что одна голубая и совсем без кожи, у одного ноги, как у страуса, а еще один и вовсе без ног? Многие мужчины, что маршируют, верят в житье по-старому. Им одна дорога: в палаты белых учеников, – если только раньше не убьют. Никчемные и бесполезные.