– Edjirim ebib ekuum eching otamangang na ane-iban, – произнесла она. – «Как падет темнота, обнимаешь и врага».

– Ты перевела для меня или для него?

– Ты изменил тому, за что так долго сражался? – спросила Соголон.

– Взгляни на себя, Ведьма Лунной Ночи. Тебе даже трех сотен лет не дашь. Но, с другой стороны, gunnugun ki ku lewe. Как это ты уцелела, пройдя обратно в дверь?

– Ты изменяешь тому, за что долго боролся, – повторилась она.

– Ты это мне говоришь или Леопарду? – спросил я.

Он посмотрел мне прямо в глаза. Соголон с мальцом стояли на краю воды, и даже в дымке я различал их отражения. Малец гляделся мальцом, факел высвечивал из тьмы его большую голову. Соголон же выглядела тенью. Никакой белой глины, чернее и темнее повсюду, даже на голове, на какой не видно было ни перьев, ни волос.

– Эй, Леопард, неужто ни одного не осталось? Ни одного, кого б тебе не хватало?

Он ничего не сказал, только меч свой потащил. Я глаз не сводил с черной фигуры в воде с факелом в руке. Вода, темно-синяя с наступлением ночи, была спокойна и тиха. Я видел в отражениях, как Леопард побежал на ребенка. Я поднял взгляд как раз, когда он замахнулся мечом на голову мальца. Соголон даже не повернулась, но в мгновение ока хлестнул порыв ветра, сбил Леопарда с ног, подбросил его в воздух и шмякнул о дерево. А сразу за ним летел подхваченный ветром меч, какой молнией ударил Леопарду в грудь. Голова его безжизненно повисла.

Я заорал Леопарду и швырнул топориком в Ведьму Лунной Ночи. Тот прорубился сквозь ветер, и ведьма уклонилась от лезвия, но ручка ударила ей по лицу, и все ее тело замерцало. Белая глина исчезла, потом появилась, потом исчезла, потом опять появилась, потом пропала. Мы с Найкой бегом бросились вокруг этого большого пруда. Соголон была выгоревшей скорлупой, сплошь черная кожа и пальцы, сплавленные вместе, дыры на месте глаз и рта – до того, как появилась белая глина, а с ней и кожа, и убор ее головной с перьями, к чарам ее опять вернулась сила. Ведьма все еще удерживала мальца. Леопард был недвижим.

Малец принялся смеяться: слегка хохотнул, потом загоготал громко, до того громко, что эхо запрыгало по воде. Соголон шлепнула его, но малец продолжал смеяться. Она опять шлепнула его, но он поймал ее руку зубами и больно куснул. Она оттолкнула его, но он не отпускал. Она еще раз шлепнула его, но он все равно не отпускал. Он кусал до того больно, что Соголон уже не могла совладать с ветром, и ее небольшая буря стихла до ветерка, а потом и вовсе улеглась.