– И этой рукой меч вытащил. Я мечом хорошо не умею, так он за ножом полез, ну я и проткнул ему грудь, будто пальцем в грязь ткнул. Меч выхватил, махнул и горло ему перерезал. А потом подлетел к нему и поначалу самое вкусненькое съел. А-а, живот, потом такое рыжее, а-а, жирное, как у борова. Так понимают, будто брату моему мясо нравится, а мне нравится кровь, только я что угодно сожру.

Я жалел, что голоса у меня не было, чтоб умолять его перестать, жалел, что у него ушей не было, чтобы услышать.

– Потом я за других взялся, за убежавших, да, взялся. Как им далеко упрыгать, если я быстрее лошади? Этот, двухголовый.

– Их двое было, сукин ты сын. Двое.

– Другая голова, он плакать стал, брата жалеть. Знаешь, что я тому страусу сказал?

– Нигули. Его имя Нигули.

– Странный на вкус. Ты их чем-то необычным кормишь? Он плакал. Я говорю, мол, плачь, мальчик, плачь. Ты не тот, за кем я пришел, это его надо бы съесть вместо тебя.

– Нет.

– Соврал. Враки. Враки. Я соврал. Я б сперва тебя съел, а потом их. Они тебя Отцом звали?

– Я был…

– Ты ни одного не породил. Ты ни одного и не берег. Раскрыл загон настежь и волка впустил.

– Это Леопард. Леопард убил твоего брата.

Он опять схватил меня за горло.

– Та, призрачная, я ее никак схватить не мог. Она что пыль по ветру, – сказал Сасабонсам.

Он бросил меня на землю. Тьма навалилась на меня ясным днем. Желание убить, желание умереть, в голове твоей они одного цвета, а дверь к одному, ведет к другому. Хотелось сказать, что не будет этой твари радости от того, что он убьет меня, что прошел я эти земли с севера до самого юга, через два воевавших королевства пешком прошел, через стрелы прошел и через огонь, через гибельные умыслы людские – и ни о чем не заботился, так что убей меня сейчас, убей меня, отправь на тот свет, убей меня быстро или убивай меня от пальцев ног до пальцев рук, от колен и выше – мне все равно будет наплевать. Вместо этого я выговорил:

– Ты ни единого гриота не знаешь.

Уши Сасабонсама в голову вжались, он брови сдвинул. И ко мне потопал. Встал надо мной, и я у него меж ног оказался. Он крылья расправил. Морду свою нагнул так, что она прямо перед моим лицом оказалась: его глаз против моего глаза. Гнилое мясо застряло меж его зубов.

– Я знаю, каков маленький мальчик на вкус, – сказал он.

Я вынул два своих ножа и воткнул ему их в оба глаза. Кровь из его глаз почти ослепила мои. Он взревел, как десять львов, навзничь упал на свое правое крыло и сломал его в кости. Заревел еще громче, забился по кругу, пока не ухватился за оба ножа и не выдернул их, вопя при каждом рывке. Побежал – прямо в дерево, упал на спину, вскочил и опять побежал – в другое дерево. Я подобрал палку и швырнул ее позади него. Он вздрогнул, развернулся и побежал, ударившись еще об одно дерево. Сасабонсам пробовал взмахнуть крыльями, но взмахнуть получалось одним левым крылом. Правое поднималось, но оно было сломано и не действовало. Пока он тыкался в деревья, я поискал вокруг ножи. Тварь опять взревела, топала по земле, рвала когтями траву и землю, отыскивая меня, подходя с комьями грязи, листьев и травы, тяжело дыша, ревя и вскрикивая. Потом он дотронулся до глаз и завыл.