– Мне нужны кулоны, – ответила Красная Королева, и когда она повернулась к нему, в ее глазах полыхнул красноватый лисий огонек. Томас отпрянул, поспешив вылезти из постели, и она засмеялась своим особым хрипловатым интимным смехом, которого оказалось достаточно, чтобы он снова завелся.
Глаза его болели, все вокруг застилал красный туман. Бедра саднили еще сильнее. Но физическая боль не шла ни в какое сравнение с накрывшей его волной отвращения к самому себе. Ловкач получит от него всю информацию, причем это даже не займет много времени. Он не сумеет оказать ей последнюю услугу, храня молчание.
– Зачем тебе эти кулоны? – спросил Томас заплетающимся языком: она умела привести его в такое состояние, будто он выпил восемь пинт эля кряду. – Ты ведь все равно не сможешь ими воспользоваться, ты же не из Тирской династии?
– Зачем тебе эти кулоны? – спросил Томас заплетающимся языком: она умела привести его в такое состояние, будто он выпил восемь пинт эля кряду. – Ты ведь все равно не сможешь ими воспользоваться, ты же не из Тирской династии?
– А это уже моя проблема, а не твоя, – ответила она, и огонек в ее глазах погас. Она вдруг снова стала просто красивой женщиной, которая лежала в одной постели с ним, игриво лаская его. – Я хочу, чтобы девчонка умерла, а у меня были кулоны. Разве я много прошу? – Она соблазнительно растянулась перед ним, и он согласился найти и убить дочь Элиссы, свою родную племянницу. В тот день он уж точно не воображал себя королевским стражником. Он даже помнил, как сказал «иди к черту», сжимая ее в объятиях. И хотя он обращал эти слова к другой королеве – к той, кто уже много лет лежала в гробу, – она, по обыкновению, все поняла и дала ему ровно то, что ему было нужно.
– А это уже моя проблема, а не твоя, – ответила она, и огонек в ее глазах погас. Она вдруг снова стала просто красивой женщиной, которая лежала в одной постели с ним, игриво лаская его. – Я хочу, чтобы девчонка умерла, а у меня были кулоны. Разве я много прошу? – Она соблазнительно растянулась перед ним, и он согласился найти и убить дочь Элиссы, свою родную племянницу. В тот день он уж точно не воображал себя королевским стражником. Он даже помнил, как сказал «иди к черту», сжимая ее в объятиях. И хотя он обращал эти слова к другой королеве – к той, кто уже много лет лежала в гробу, – она, по обыкновению, все поняла и дала ему ровно то, что ему было нужно.
– Ну так что, Томас?
Томас поднял на Ловкача затуманенный слезами взгляд. Время простиралось на годы назад и на годы вперед, но ничто из событий будущего не могло стереть дела минувших дней. Такой порядок вещей казался Томасу чудовищной несправедливостью даже сейчас, когда он понимал, что жить ему осталось лишь несколько минут. Собрав остатки храбрости, он произнес: